Мирон Володин. Мама

Глава 4.1

За всю ночь Яна не сомкнула глаз, напряженно прислушиваясь к тому, что происходит в доме. Она слышала, когда Ириночка хлопнула дверью, и как прошлепала в туалет и обратно. Дальше раздались голоса ее и брата. Потом все стихло. Перевалило за полночь.

И снова послышался скребущий звук, будто с требованием впустить. Только на этот раз она решила не подходить, даже не встала с постели. Завернувшись в одеяло, настороженно прислушивалась, ожидая в страхе, что же будет дальше. Она вспотела, но так и не выбралась из-под одеяла. Царапание прекратилось само по себе, словно там, за дверью, убедившись, что она заперта, терпеливо отложили попытку до завтра.

Кто-то выстрелил в живот Тарасу. Кто-то с настойчивой регулярностью с наступлением ночи скребется в ее дверь. Кто-то подсыпал ей смертельную дозу снотворного.

Кто-то из них? А может, ни один из них? – Чушь! Это все же кто-то из них.

Но пускай по дому и не бродила покойная хозяйка, Яне от этого легче не было.

Утром, взглянув на себя в зеркало, она ужаснулась. И никакой макияж не поможет скрыть последствия бессонной ночи.

Сделав, что могла, со своим лицом, она спустилась на кухню. Пока все спят, она должна будет приготовить завтрак. Но отделаться от мысли, что кто-то из них пытался ее отравить, не удавалось ни на миг. Своему отравителю она старательно перебирала гречневую крупу. Боже упаси пропустить нелущенное зернышко!

Музыка, донесшаяся из комнаты Юлика, заставила ее поторопиться.

– Доброе утро, Яна! – Павел, пахнущий мылом, растирая на щеках крем после бритья, заглянул на кухню специально, чтобы поздороваться.

Скоро все сойдутся в столовой. Яна заварила чай для детей и смолола кофе Павлу. Себе, как обычно, налила молока. Не прокисло ли? Сделала глоток – и тут же выплюнула в раковину.

Молоко пила она одна, все это знали. Недавно у Ириночки было расстройство желудка, врач посоветовал какое-то время воздержаться от молочных продуктов, поэтому каши Яна варила теперь исключительно на воде. Ей в голову закралось подозрение: если бы кто-то хотел отравить ее в эти дни, ему ничего бы не стоило подсыпать яд в молоко, с полной уверенностью, что он найдет адресата. Яна с отвращением задвинула стакан под самую стенку.

А вот и Ириночка, первая заняла свое место и, пока никого нет, из любопытства заглянула под крышку кастрюли, уже стоявшей посередине. Яна сделала вид, будто ничего не заметила. У нее уже не осталось сил на замечания.

– Как тут у нас вкусно пахнет! – сказал Павел, присаживаясь и себе к столу. – Никто не сравнится с нашей Яной по части кулинарии, как, дети, вы не находите?

Юлик сдержанно согласился (отец того требовал!), Ириночка что-то промычала сквозь набитый рот.

– Да, непросто было на это решиться, но все же я намерен пригласить на работу кухарку… Да, да! Вы не ослышались. И не смотрите на меня так. Яна прекрасно готовит, как тут поспоришь! Но ведь для нее это непомерная нагрузка, вы только взгляните, она же скоро совсем зачахнет за домашней работой. Нет, так дальше не пойдет. Яна, искренне каюсь, что навесил на вас столько обязанностей и обещаю исправить положение. Сегодня же дам объявление в газету.

От неожиданности Яна чуть не подавилась куском хлеба. Она сразу поняла, к чему это может привести, и испугалась. До тех пор, пока кухня оставалась в ее руках, она могла не бояться отравителя. Тот, конечно же, действовал избирательно: яд должен был попасть в суп к Яне, но больше ни к кому другому. Только это и служило ей защитой.

– Что вы, что вы! – запротестовала она, еще и не откашлявшись как следует. – Мне совсем нетрудно. Я с большим удовольствием…

– Яна, не уговаривайте меня. Дело решенное, – строго остановил ее Павел.

Тут она и вовсе потеряла осторожность. Пустила в ход все красноречие, на какое только была способна, и-таки добилась своего. Павел уступил. Главным аргументом стала намеченная поездка на озера. Нет смысла нанимать кого-то на оставшееся время, лучше подождать, когда они вернутся, и уж тогда… Ей пришлось побещать, что по возвращении она сама займется поисками кухарки. Правда, это была всего лишь отсрочка. Но все равно неплохо. А к тому времени ситуация могла как-то разрешиться. Во всяком случае, она не теряла надежды.

Отвлек ее телефонный звонок. На этот раз Яна сама подошла к телефону. Это был снова Экман.

– Яна, мне с вами необходимо срочно увидеться. Пожалуйста, сами назначьте время.

Он был серьезен и взволнован.

– Хорошо, – согласилась она. – В двенадцать там же.

– Я приеду, – сказал он и положил трубку.

Яна вернулась в столовую за грязной посудой. Завтрак был съеден, все разошлись. Она сложила на тележку посуду и покатила на кухню. Там застала Ириночку, крутившуюся около буфета.

– Ириночка, деточка, ты что здесь делаешь?

– Я хочу пить.

– Почему же, в таком случае, ты не выпила свой чай?

– Тогда мне еще не хотелось, – простодушно объяснила она.

– А теперь захотелось?.. Ну, тогда придется подождать, пока разогреется чайник.

Яна отвернулась, чтобы поставить чайник на огонь. Едва она повернулась назад, как волосы у нее встали дыбом: Ириночка уже тянулась к ее молоку. Что она делает?!

– Не смей! – прохрипела Яна, но голос куда-то пропал, и Ириночка ее не услышала.

Тогда Яна кинулась к ней. Она выбила стакан у нее из рук в тот момент, когда Ириночка уже поднесла его ко рту.

Стекло рассыпалось на мелкие осколки, потонувшие в молочной луже у Ириночкиных ног. Сама Ириночка стояла и оторопело рассматривала забрызганное платьице. Молоко осталось лишь у нее на губах.

*****

С утра непрерывно моросил дождь, было не по-летнему холодно и сыро. Экман сидел в мокром плаще и ежеминутно тянулся за носовым платком. Яна пожалела его. Что заставляло этого немолодого простуженного человека в такую-то непогоду мчаться в другой конец города? Не для его же пользы – касательно той ночи она ему рассказала все, что знала, или, во всяком случае, что считала важным, и больше ему нечего ждать.

Экман кивнул официанту. Тот мигом поставил на стол две чашки дымящегося черного кофе. Яна, откинув капюшон дождевика, сама с удовольствием глотнула обжигающий напиток. Рукава, которые она не успела закатать, оставили на столе мокрый след.

– Я не переставал думать о вас, – признался Экман, только что спрятав носовой платок. – Шутки в сторону. Вам лучше уехать, пока еще не поздно.

– А дети?

Брови его потянулись вверх.

– Вы уверены, что это их отец?

– Я не знаю, – нахмурившись, ответила она. – То-то и оно, что не знаю.

Он покачал головой.

– Боюсь, это только начало. В хорошенькую семейку вы попали…

– А что вы о них знаете? – в свою очередь, поинтересовалась она.

– Семейка, что надо, – повторил Экман. – Один другого стоит.

– А что вы имеете против? – Яна неожиданно кинулась на их защиту, словно никто и не пытался ее отравить.

Со своей стороны, Экман был настолько корректен, что не стал ей об этом напоминать.

– Да вот я смотрю на вашего хозяина, и одного не могу понять. Деньги, как мне кажется, лишь в одном случае могут выходить на первый план: когда есть нечего. А у него они всегда на первом месте. У него деньги – признак то ли ума, то ли еще чего. Сам заработал кучу денег, так теперь оценивает других с этой же позиции. Будь он спортсмен, очевидно, мерилом была бы мускулатура, как вы думаете?.. Он и сына меряет только по его самостоятельности. Юлик способный парень, а из него делают круглого идиота. По-моему, он ненавидит отца еще больше, чем вас.

Яна округлила глаза.

– А меня-то за что?

– О-о! И вы еще спрашиваете? – он опять качнул головой. – Извините, Яна, но вы же заняли место его матери. Чего, чего, а этого он вам не простит.

Она рассердилась.

– Глупости! Я никогда об этом и не мечтала!

– Правда? – переспросил Экман с иронией.

– Ну, вы можете и не верить, но что касается Юлика… Тут уж вы явно преувеличиваете. Это очень спокойный мальчик. А вы его представили этаким циником.

– Осторожнее! Я ведь еще ничего не сказал о цинизме! Но вы ждали этого от меня, не правда ли? А может, вы и сами так думаете, только боитесь себе в этом признаться? Не стоит! На самом деле цинизм присущ детям, как никому: им еще не успели объяснить разницу между добром и злом. И чем возраст меньше, тем… Говорите, спокойный мальчик?.. Признаюсь, Юлика я бы давно поставил на первое место в число подозреваемых. Одно мешает: он слишком запуган. Что вы хотите? Если изо дня в день кому-то вдалбливать в голову, что он рохля, он рохлей и будет.

– Слава Богу! Как иной раз хорошо оказаться рохлей! По крайней мере, его не будут больше подозревать!

Она и не заметила, как это у нее сорвалось. Экман пристально посмотрел ей в лицо.

– А остальных? Тоже?.. А может, вы подозреваете кого-то еще – кого не хотели мне назвать?

Яна почувствовала себя загнанной в угол и промолчала.

– Значит, все-таки эту троицу?.. Я заметил, что когда речь идет обо всех вместе, вы со мной соглашаетесь, но подозревать кого-нибудь в отдельности – Боже упаси!

Яна покраснела и опустила глаза. Ей показалось, что Экман видит ее насквозь. В тайниках ее души он читает лучше, чем она сама!

– Вы хотя бы не держите это в секрете. Пускай знают, что вы знаете. Пригрозите, будто позаботились на крайний случай, изложили все в письме, а письмо передали в надежные руки, ну и так далее. Быть может, хоть таким способом вы отобъете кому-то охоту подсыпать вам мышьячку в борщ.

– Вы думаете, они это воспримут серьезно? – теперь Яна с сомнением покачала головой. – Лариса уже пыталась рассказать, а чем это кончилось: ее сочли помешанной.

– Лариса много чего рассказывала. Например, о шагах в пустой комнате сверху и полночном царапании в дверь. Вы же ничего этого не слышали?

– Разумеется, нет! – бросила она возмущенно.

– Вот видите. Вам нечего бояться. Не так-то легко представить кого-то сумасшедшим.

Яна согласилась:

– Да, конечно.

Она потянулась за хозяйственной сумкой, стоявшей под столом.

– Извините, но мне еще нужно за покупками.

Экман кивнул, заметив при этом, что не очень-то она ему поверила.

– Все-таки подумайте над тем, что я вам сказал.

*****

Яна сидела перед зеркалом, рассматривая свое изможденное лицо и разглаживая руками первые морщины. Волосы, и те как будто потеряли блеск. Хотя возможно, оттого, что она стала мыть чем попало. Замухрышка! Еще немного, и она будет рада покончить с собой. Если не от нервного перенапряжения, то от морщин наверняка.

Она достала губную помаду и поднесла к губам.

А в голове носились обрывки разговора с Экманом. В одном тот оказался безусловно прав: она бы ни за что не согласилась поверить в виновность кого-то из членов семьи, кого-то конкретно. Придти к логическому умозаключению – еще может быть. Но чтобы поверить? Там должен быть кто-то еще. Неосознанно она вполне могла повесить на него всю вину. Но вот согласиться с его правом на существование – никогда!

Попытка отравления, а особенно же смерть Тараса ну прямо выпадали из логики взаимоотношений. Вот если бы вычеркнуть их совсем, тогда все стало бы по своим местам. Как только Яна пробовала распутать это узел, у нее тут же начинала болеть голова.

Задумавшись, она забыла, для чего открыла помаду. Внезапно ее глаза сошлись на кончике стержня, выглядывавшего из тюбика. А почему, собственно, стержень нельзя отравить так же, как еду? Очень даже просто! И никто не прикоснется к нему, кроме Яны. А ведь она едва не вымазала им губы!

Яна с неоправданной ненавистью зашвырнула помаду в угол.

Облизав пересохшие губы, она оторвалась от зеркала и пошла искать детей.

*****

Ее подозрения затем распространились и на прочие принадлежности туалета: зубную пасту, жевательную резинку. Теперь ее мозг непрерывно работал в одном направлении: каким еще способом могли ее отравить? Нет, так можно далеко зайти! И без того она уже начала шарахаться собственной тени.

Яна решила воспользоваться советом Экмана и только дождалась момента, когда вся семья была в сборе. Начала с высоких нот, но постепенно снизила тон, увидев, что никто не спорит. Юлик украдкой зевнул. Она не понимала: как они могут сохранять спокойствие?

Впрочем, как благоразумный человек и порядочный отец, Павел в эти сказки просто не поверил.

– Боюсь, Яна, вы снова пали жертвой остроумного розыгрыша, – очевидно, он имел ввиду шутку, которую в свое время сыграла с ней Лариса. – Да если бы на самом деле все было настолько серьезно, как вы излагаете, сейчас тут прохода не было бы от полиции.

Вероятно, он не забыл, кроме того, как она напала на него с ножом. Меня считают законченной истеричкой, догадалась Яна и покраснела, потому что сама была того же мнения о себе. Вот только, в отличие от Павла, у нее был союзник: Экман.

– Потому что в полиции об этом не знают, – пояснила она. – Экспертиза проводилась неофициально, всего лишь по моей просьбе. И опять же я настояла, чтобы результат был сохранен в тайне.

– Снова этот Фукман, или как его там! – с презрительным неудовольствием хмыкнул Павел. – Вы обращались к нему…

– Извините, но у меня не было другого выхода.

– Я ему не доверяю. Он что-то затевает против нашей семьи, и готов на любую мерзость, только чтобы добиться своего. Я его выставил за дверь, так он решил действовать через вас. Вы меня ослушались, и вот что в итоге. С вашей помощью, Яна, он собирается проникнуть в мой дом и посеять между нами вражду.

– Зачем ему это?

– Зачем? Чтобы держать вас в руках. Повторяю, не знаю, что он там замышляет, но только у меня в отношении этого отребья давно сложилось определенное мнение. И настоятельно советую вам тоже держаться от него на расстоянии.

Яне вдруг показалось, что, не находя ответа, он все пытается свалить на Экмана.

– Я знаю, кто это сделал.

Все повернули головы к Ириночке.

– Ириночка, рыбонька, что ты знаешь? – ласково спросила Яна.

– Это все мама, – сказала Ириночка. – Мама хотела вас усыпить.

Кровь схлынула у Яны с лица.

– Что ты такое говоришь?!

– Вы ее оскорбили, – настаивала Ириночка.

– Почему ты так думаешь?

– Она так сказала.

– Сейчас же перестань! – едва оправившись от шока, велел Павел.

– Чем же я ее оскорбила? – не обращая внимания на Павла, допытывалась Яна.

Ириночка оробела, встретившись глазами с отцом.

– А я вам что говорил! – напомнил Юлик. – Только вы мне не верили!

Но и он поймал строгий взгляд отца, заставивший его замолчать.

– Чем же я ее оскорбила? – повторила Яна вопрос, обращенный теперь уже в пустоту.

– Не обращайте внимания на выдумки детей, – ответил вместо них Павел. – И чтоб я этого больше не слышал! – он властно повысил голос, разгневано взглянув по очереди на обоих.

*****

Экман позвонил, уже когда Яна пришла к мысли, что предупреждение сыграло свою роль, и по крайней мере с этой стороны ей ничего не грозит. На всякий случай она питалась только из общей кастрюли, и только со всеми вместе. Впрочем, она не была так наивна, чтобы полагать, будто на этом все и кончится.

Экман снова заговорил о встрече, и Яна немедленно согласилась, догадавшись, что ее ожидают новости.

Официант, вероятно, должен был подумать, что они назначают здесь любовные свидания. И только внешность Экмана, чересчур скромная как на любовника, позволяла в этом усомниться.

– Кофе с булочками, как обычно? – спросил он с улыбкой, и, прочитав ответ на лице у Экмана, отправился выполнять заказ.

Экман достал носовой платок (видно, до сих пор не избавился от насморка) и начал первый, не дав ей и рта раскрыть. Заранее Яна совсем не боялась того, что могла услышать. При любых обстоятельствах она чувствовала себя вольготнее, когда напротив сидел он, Экман.

– В прокуратуру пришло анонимное письмо, отпечатанное на пишущей машинке, – сообщил он, доставая из внутреннего кармана сложенный вчетверо листок. – Взгляните, – он развернул его и показал Яне, – не ваша ли это машинка?

Не успевая прочесть полностью текст, она узнала шрифт и кивнула головой.

– Я так и думал, – сказал он и положил письмо перед собой.

Неизвестный «доброжелатель» сообщал о недавнем событии, которое Яна, в общем-то, предпочла бы скрыть, то есть о том случае, когда ее пытались отравить снотворным. Все это с явным и несложным лицемерием преподносилось автором как искреннее беспокойство за ее жизнь. Это главное, что она успела понять из прочитанных строк. Дальше было не менее волнующе и не менее гадко, но Экман уже забрал письмо.

– Стиль односложный, – вглядываясь в текст, продолжал он. – Это мог писать и ребенок семи-восьми лет.

Яна не сдержалась.

– Опять ребенок!

Экман бросил на нее изучающий взгляд, но прежде чем ответить, снова втупился в письмо.

– Я стараюсь рассматривать все возможные варианты. Но дабы вы напрасно не переживали: мог быть и взрослый, экономящий на словах, чтобы себя не выдать.

– Другими словами, прикрывающийся детьми?

– Вот именно. Вы правильно меня поняли.

– Боже, какая низость!

– Ну, не более, чем попытка отравления, кто бы ее ни совершил, взрослый или ребенок.

Нетронутый кофе остывал на сквозняке. Чашки были сдвинуты в сторону, середину стола занимало письмо.

Экман только что спрятал носовой платок.

– А что это за ночные поскребывания, которые вы якобы слышите? Похожие звуки, если не ошибаюсь, преследовали также и вашу предшественницу. Удивительное совпадение, не правда ли?

Яна не поверила своим ушам.

– Я никому об этом не говорила!

– А, так значит, все-таки слышали? – он поймал ее на слове.

– Я никому не рассказывала, ни одной живой душе! – настаивала она.

– Если так, то откуда же он об этом узнал?

– Может, он сам и подстроил все это, – растерянно предположила Яна.

– А вы кого-нибудь видели хоть раз… за дверью?

Яна уныло отвела взгляд.

– Понятно, – сказал он, не дождавшись ответа. – Так может, все же вы кому-то рассказали, но успели забыть? У вас раньше случались провалы в памяти?.. У меня есть знакомый врач по этой части, я бы настоятельно советовал вам сходить к нему на прием.

– Вы считаете меня сумасшедшей?!

– Я – нет, – успокоил он ее. – Но ведь я же не врач. А в вашем случае не избежать направления на обследование, – прибавил он осторожно.

Она нахмурила брови.

– В каком таком моем случае?

Экман опять развернул платок. Может, на самом-то деле его не так мучил насморк, как неприятный разговор, но платок оказывался весьма кстати, когда необходимо было сделать паузу.

– Скажите, приходилось ли вам нападать с ножом на вашего хозяина, или такого случая вы тоже не припомните?

Яна похолодела. И об этом ему известно!

– Значит, меня уже считают сумасшедшей, – заметила она обреченным тоном.

– Ну, пока еще нет, – ответил он растягивая слова, как бы в раздумии: может, нет, а может, и да.

Он потянул носом.

– Но хочу предупредить. Что касается дела, которым я, как вы знаете, занимаюсь, то в свете упомянутых событий ваши шансы занять первое место в списке подозреваемых стремительно растут.

Она презрительно поджала губы и покачала головой.

– Выходит, я не ошиблась. Анонимка нужна была не затем, чтобы оградить меня от убийцы, а для того, чтобы прикончить.

– Ну, не знаю, – протянул Экман в каком-то колебании. – Ребенок, например, еще мог по недомыслию оказать вам медвежью услугу. В противном случае без подсказки взрослых он сам не придумал бы подобную комбинацию. Либо случайная подсказка взрослых, либо трагическая ошибка. Хотел, как лучше, а вышло с точностью, да наоборот.

– Ребенок! И что это вас все время влечет к детям?

– Ну, тогда считайте, что кто-то роет под вас хорошую яму, если так вам больше нравится.