Глава 2.4
Поездка на озера планировалась по окончании учебного года, а до конца занятий в школе оставались считанные дни. Завершающим аккордом должен был стать «последний звонок» для старшеклассников, в котором Ириночкина роль, как первоклашки, сводилась к тому, чтобы вручить букет цветов какому-нибудь оболтусу выпускнику.
Павел загодя выбрал день и предупредил об этом всех, включая Яну. Втайне Яна ужасно обрадовалась: как же она мечтала о передышке, хотя бы и кратковременной, вне стен этого дома, ставшего ей хуже тюрьмы.
Следующую ночь она ждала с откровенно растущим внутренним беспокойством. Долго сдерживаемое чувство искало выход. Страх, как забродивший сок. Его можно закупорить, но нельзя удержать: выстрелит.
Шаги раздались как обычно, если вообще выражение «как обычно» применимо в данном случае. Напряжение достигло предела. Яна сама от нервозности забегала по комнате. Впрочем, ожидание, это было еще хуже. Она знала, что рискует сорваться, как Лариса, но это был бы для нее сладостный срыв. Ее сдержанность подвергалась искушению. Ну, а сейчас она прямо-таки подошла к краю.
Нет, она больше так не могла, она чувствовала, что должна дать этому какой-то выход. А иначе, действительно, пусть тихо, но сойдет с ума.
Яна выбежала из комнаты и помчалась в ту сторону, где начиналась узкая лестница. Ее заносило на поворотах, и ночная рубашка развевалась, будто крылья птицы. Она сама могла сойти за привидение.
Яна смело взошла ступенями на лестничную площадку перед входом в таинственную мансарду. Впрочем, это была смелость приговоренного смертника, решившегося на побег. Луч фонарика высветил нетронутую щеколду и замок, прикипевший к ней. Яна прислушалась. За дверью стояла безупречная тишина.
Тишина возмутила ее еще больше, чем шаги, доносившиеся с потолка.
– Там кто-нибудь есть? Отзовитесь! – громко потребовала она.
Не щадя кулаков, она забарабанила в дверь.
– Отворяйте! Кто там?..
И снова никто не ответил. Зато теперь, после того, как она вслух это произнесла, Яна поняла, что поверила, и испугалась.
С таким вот открытием вернулась она к себе.
Она прошла к туалетному столику, села и посмотрела на себя в зеркало, рассчитывая увидеть первые признаки безумия в собственных глазах.
Тут она расслышала запах духов. Яна могла подумать, что забыла закрыть или неплотно закрыла какой-то из флакончиков, находившихся на столике. Но это был не ее запах, не ее духи. Ни один из кремов, которыми она пользовалась, тоже не имел такого запаха. Сомневаясь в самой себе, она проверила подряд все без исключения тюбики и флакончики. Нет, определенно, запах исходил не отсюда.
Тогда она встала и прошлась в другой конец комнаты. Запах не исчез и даже не ослабел. Он просто стоял в комнате, как будто только что в ней находилась некая особа, сполна использующая эти духи. Вероятно, женщина. Но в доме, кроме Яны, никто не пользовался женскими духами.
Она осмотрелась, стараясь останавливаться на мелочах. Нет, все предметы как будто на месте. Расстеленная кровать, забытая расческа, двойной свет, от люстры и настенного бра – все, как и было. Но вот запах… И форточка не помогла ему выветриться.
Яна резко рванула на себя одну за другой обе створки окна. Свежий ночной воздух ворвался в помещение, вытесняя загадочный запах. Она постояла так, дыша всей грудью, пока он не растворился в ароматах летних садов. А ей все казалось, будто она чувствует его до сих пор.
*****
Услыхав, как заурчал автомобиль, Яна подождала немного, а затем вышла во двор и прошлась с деловым видом в летнюю кухню. Не глядя в ее сторону, Богдан крутился около машины. Когда она возвращалась, он как раз закрывал гараж, готовясь отвезти детей в школу.
– Дети только что закончили завтракать, – поздоровавшись, сказала она. – Еще буквально пять минут.
Собственно, это был только предлог, чтобы заговорить.
– Я не тороплюсь, – пожал плечами Богдан, все еще отводя глаза.
– Сегодня последний день. Конец занятий.
Следующий шаг к примирению. Ему пришлось посмотреть ей в лицо. Она заметила, что он смущен не меньше, и это придало ей уверенности.
– Я обнаружила какие-то духи, – продолжала она так, словно никогда между ними не пробегала кошка. – Я таких и не встречала раньше. С выраженным запахом лаванды.
– С лавандой? – подхватил Богдан. – Ну, тогда это покойной хозяйки. Ее любимый запах. Она отличалась оригинальностью вкусов.
Яна ни на что другое и не рассчитывала, а все равно это ее шокировало.
– А где вы их нашли? – воспользовавшись ее молчанием, спросил он. – Хозяин не оставил ничего после ухода жены, все запер в мансарде.
Он это уже говорил. Он так сказал однажды, когда увидел на Яне ее блузку.
– Я… нашла их в своей комнате.
– Они до сих пор там?
– Нет, нет! – поспешно ответила Яна. – Я решила, что они принадлежали Ларисе, и выбросила.
– И правильно сделали. Они принесли бы вам несчастье.
Яна побледнела.
– Несчастье?
– Все, к чему покойница прикасалась, хозяин возненавидел, как и память о ней.
– От детей мне приходилось иногда слышать… – осторожно напомнила Яна. – Они говорят о ней, как о живой.
– Ну да. Мне кажется, он ее ненавидит еще больше оттого, что дети не хотят забыть.
*****
С Тарасом они договорились встретиться прямо в школе. Яна не хотела дразнить Богдана, едва успев помириться, и поэтому уговорила его уехать, заверив, что праздник может затянуться.
Ириночка была очень нарядная, и сама это чувствовала. Букет можно было сравнивать с ее ростом. А вот Юлика это мероприятие, напротив, заметно тяготило. Он радовал, как всегда, примерным послушанием, но на его лице застыла смертельная скука. Вместе с Яной он стоял позади и безразлично следил за церемонией.
В середине ее Яна услышала за спиной приглушенный голос Тараса:
– А вот и я.
Юлик оглянулся назад и с детской непосредственностью перевел взгляд на Яну, рассчитывая увидеть ее реакцию. Он как бы все понимал, и только вместо ехидства попрежнему демонстрировал недетское равнодушие.
– Вы сегодня, как никогда, прекрасны, – заявил Тарас, не стесняясь присутствия Юлика.
Яна родила вымученную улыбку: со стороны Тараса это была явная ложь, она почти не сомкнула глаз в последнюю ночь и не лучшим образом провела предыдущие. Она сама боялась взглянуть на себя в зеркало. Что он еще выдумал!
Впрочем, у Тараса были и другие причины расточать комплименты.
– Кто вас этому научил? – спросила Яна.
Она почти угадала, что за его лестью что-то стоит, в чем он едва ли признается.
– Вы, – дерзко ответил он.
Яна сокрушенно покачала головой и попросила Юлика присмотреть за Ириночкой. Первоклассников с цветами уже выстроили в ряд.
– По крайней мере некоторое время мы не будем видеться: мы с детьми уезжаем отдыхать. Вам оно тоже пойдет на пользу.
– Не говорите так!
Она расслышала упрек.
– Сами же в этом убедитесь.
– Когда вы едете? – спросил он обреченно.
– В субботу.
– Как, уже в эту субботу?! – повторил Тарас упавшим голосом.
Он расстроился совершенно искренне, но Яна и не догадывалась о настоящей причине его беспокойства.
Ириночка вместе с другими детьми побежала навстречу выпускникам.
– Вот увидите, к нашему возвращению вы о нас забудете, – убежденно заявила Яна.
– О нас? Ну да, конечно, как же я сразу не сообразил! Вы вчетвером: вы, дети, и он… Еще бы! Такой лакомый кусочек… – к его горечи примешалась неожиданная злоба.
– Не смейте! – она оборвала его с досадой, но продолжала уже спокойнее. – У хозяина срочные дела. Он пробудет с нами только сутки и вернется уже в воскресенье, к вечеру. Я останусь с детьми одна. Это моя работа. Не верите?.. Ну и напрасно. Он-то вам не конкурент. На вашем месте я бы не стала ему завидовать. Это сложный человек. Даже дети его боятся. Меня он опекает, но… настолько, что одержим жаждой мести.
– Какой еще мести? – спросил Тарас почти что равнодушно.
Яне пришлось рассказать.
– Когда-то на вокзале, по дороге домой я уснула, а в это время какие-то воры сняли с меня туфли. Это случилось ранней весной, еще стояли заморозки. Пока я добралась до села, простудилась и подхватила пневмонию. После этого долго лежала в больнице. К счастью, все закончилось благополучно. Но он вбил себе в голову, будто должен отыскать воров и воздать по заслугам.
У Тараса пересохло в горле.
– Вы сказали, воров? С чего вы взяли, что вор был не один?
Яна растерялась.
– Ей Богу, не знаю, почему я так сказала… Впрочем, это он так выразился, а я лишь повторила за ним.
Увидев, как Тарас вдруг затрясся, Яна осуждающе покачала головой.
– И вы туда же!
*****
Тарас сам позвонил Сашику. Ему казалось, он никогда еще не чувствовал себя настолько отвратительно.
– Никого не будет с субботы на воскресенье. Потом он вернется.
Сашок сразу догадался, о чем речь.
– Значит, у нас только одна ночь, и все. Пора действовать!
– У тебя все готово?
– Давно.
– У меня тоже.
Тем не менее после каждой фразы следовала небольшая заминка: оба колебались. Во время этого короткого разговора ни один не признался в том, что его беспокоило.
Тарас промолчал в отношении Яны: он-то теперь знал, что Яна и есть на самом деле та самая колхозница с вокзала. Это удваивало его страдания.
А Сашок? Не далее как час назад его пригласил к себе Егорыч и снова заговорил об известном случае на вокзале. А потом показал фотографию потерпевшей – той самой важной птицы. Описание вкупе с фотографией кое-что напомнило Сашику…
*****
Они выехали после полудня, рассчитывая к вечеру прибыть на место. Но уже в пути Павел принял телефонный звонок.
– Да, да, разумеется… Где вы намерены остановиться?.. Прекрасно, утром я вам позвоню.
Он спрятал телефон с озабоченным видом.
– Стойте, Богдан, – велел он.
Автомобиль съехал на обочину, в сумерки, под крона деревьев. Дело шло к закату, солнце еще пробивалось сквозь верхнюю листву, но от земли уже тянуло прохладой и болотной сыростью.
Такое впечатление, будто он хотел сделать остановку. Но Павел и не думал выходить из машины. Яна спросила Ириночку, не хочет ли она выйти. Тогда Павел попросил подождать.
– Извините, но планы поменялись, – объяснил он наконец. – Завтра с утра мне предстоит важная встреча. Я собираюсь заключить контракт с одной голландской фирмой. Только что позвонил ее представитель. Поймите меня правильно. Это очень важная сделка. Он уже прилетел и звонил из аэропорта. Мы должны встретиться завтра в моем офисе. Поэтому сейчас, как ни печально, а все же нам придется повернуть назад. Да, я согласен, трудно будет с этим примириться, когда мы столько ждали этого дня. Но что же тут поделаешь!
Ириночка еще не успела ничего понять и бестолково ерзала на сидении, по очереди заглядывая в лица окружающих. Юлик, напротив, все понял в один миг и отвернулся к окну, на этот раз не удержавшись и с шумом демонстративно вздохнув.
– Впрочем, я думаю, ничего страшного не произошло. Завтра с самого утра вы все поедете, только без меня, – прибавил Павел. – А теперь, кто желает, может выйти. Лес рядом.
Возвращались они уже в темноте. Яна клевала носом, Ириночка видела второй сон у Юлика на коленях. Незадолго до полуночи «Мерседес» подъехал к опустевшему дому. Привратник ушел сразу же после их отъезда, поэтому Богдан сам вышел из машины, чтобы открыть ворота.
Яна хотела понести Ириночку на руках, но та проснулась и брезгливо оттолкнула протянутые руки. Яна надолго запомнила ее отталкивающий жест.
Уложив детей спать, она спустилась на кухню, чтобы приготовить себе чаю, и повстречала Павла в домашнем халате и шлепанцах на босу ногу. Он торчал возле аптечки с медикаментами: аптечка находилась тут же за кухней, рядом с электрощитком и выходом на веранду.
Увидев ее, он обрадовался.
– Ах, Яна! Как хорошо, что вы еще не легли. Вы разбираетесь во всем этом? Где-то здесь, среди прочей отравы, должно быть снотворное. Прошу вас, помогите мне его найти.
– Конечно! – с готовностью отозвалась она.
Яна порылась среди вороха коробочек.
– Вот, пожалуйста.
– Огромное спасибо! Не могу никак уснуть, – пожаловался он. – Наверно, этот внезапный звонок так на меня подействовал. Дайте, пожалуйста, воды запить.
Яна налила ему из чайника.
– Сколько я должен принять таблеток?
– Здесь написано, одну.
– Значит, две, – сказал он и бросил сразу две таблетки в рот.
Павел выплеснул в раковину остаток воды.
– Дети уже спят?… Ну, тогда спокойной ночи!
Его тапочки прошлепали ступенями и затихли наверху, в спальне.
*****
Серый «Опель», еще больше серый в темноте, прополз под уличным фонарем и прикипел к бордюру в тени между двумя фонарными столбами. Улица тихая, и днем движение вялое, а уж ночью и вовсе никакого.
Сашок с Тарасом переглянулись.
– Двигаем?
Оба вышли из автомобиля. Включать сигнализацию Сашок не стал. Лучше рискнуть, оставив его без сигнализации, чем разбудить полквартала воем сирены. Ну, и по теории вероятности, две бригады воров на одной улице – вещь абсолютно невообразимая.
Они остановились за два дома до нужного адреса.
– Там собаки есть? – поинтересовался Сашок.
Тарас ответил, будто задели его гордость:
– В таком районе, как этот, дворовых собак не держат.
Приятели сначала прогулялись улицей, изучая обстановку. Никакого движения. Все вымерло. Дом опустело смотрел черными прямоугольниками окон.
Убедившись, что никто их не видит, они друг за дружкой перемахнули через забор. Это было самое слабое место в программе. Сашок покраснел, представляя, что подумают друзья. Да, они с Тарасом могли обыкновенной отмычкой в два счета открыть калитку. Но тогда остались бы следы.
Минуя гараж, они зашли с тыльной стороны дома. Тарас двигался наощупь, помня только, что в десяти метрах от гаража должна быть летняя кухня. Они боялись включить фонарь: кто-то из соседей мог случайно заметить.
А вот и она. Здесь можно было и посветить, ото всех сторон прикрытый луч никто не увидит. В свете луча Тарас отыскал лестницу, спрятанную за постройкой.
С этой стороны дома под окнами веранды был разбит цветник. Это была пора тюльпанов. Ночью бутоны сворачивались и огненно-красными факелами устремлялись к небу. Воры аккуратно обошли клумбы, стараясь не оставить следов.
Покатая крыша веранды вызвала у Сашика презрительную ухмылку. Приставив лестницу, они спокойно взобрались наверх. Теперь осталось вытащить ее за собой и точно так же преодолеть последний подъем. В отместку за забор с невиданным комфортом вылезли они на крышу дома. Еще два метра по наклонной поверхности – и они были у окна мансарды. Здесь Тарас нашел прикрученную к раме самодельную скобу и потянул за нее. Окно свободно открылось. Рваные тучи, угрожая закрыть и без того неполную луну, тревожно ползли над головой.
Под ним образовался черный провал. Тараса проняла мелкая дрожь, следствие суеверия, но Сашок дышал в спину и не мог дождаться своей очереди. Затаив дыхание, Тарас первым спустился в темноту. Повиснув на руках, он не видел ничего под собой, даже своих ног. Возможно, только чуть-чуть нехватило ему роста, чтобы коснуться пола, а возможно, под ним была целая пропасть. Если бы не Сашок, подгонявший его сверху, он так никогда и не решился бы.
Заставив себя разжать пальцы, Тарас спрыгнул вниз и попал на коробку из картонной гофры, хрустнувшую у него под ногами, будто вафельная трубочка. С языка само собой слетело ругательство.
– Подсвети мне, – потребовал он.
– Нас могут заметить, – напомнил Сашок.
Он был, конечно, прав, свет на крыше виден издалека, но Тараса это заботило куда меньше, чем затаившаяся темнота мансарды.
– Скорее я тут сломаю себе ноги!
Сашок распластался на краю, свесил руку в проем и зажег фонарик. Узкий сноп света вырвал из темноты лицо женщины с копной всклокоченных волос и пронзительным взглядом, устремленным на Тараса. Тот в ужасе попятился. Будь фонарик у него, он бы его, несомненно, уронил.
– Ты чего? Это же картина! – образумил его Сашок.
Луч скользнул по деревянной раме, выкрашенной в бронзовый цвет.
– Убедился? Эх, ты! Тоже мне, домушник!
– Поживи среди них, и я посмотрю, что ты тогда запоешь, – сказал в оправдание Тарас.
– Вот еще, нашел, чем испугать! – фыркнул Сашок. – Посторонись! Я спускаюсь, – предупредил он.
Теперь и он выругался, споткнувшись о ту же самую, возможно, полупустую коробку.
– Какого хрена! Что это еще за хлам?
Он снова осветил картину. Теперь глаза странной женщины переместились на Сашика, неотрывно следя за всеми его перемещениями.
– А она ничего, симпатичная. Коль увидишь какой дух – свистни. Я бы не против с ним завести шуры-муры.
В воздухе стоял прелый запах старых вещей. Мансарду загромождали темные свалки чего-то там.
Осторожно обходя завалы, Тарас пробрался к двери. Осмотрел косяк. Сашок светил фонариком. Свет из глубины комнаты рассеивался, не достигнув окна.
Тарас нашел торчащие концы замковой скобы и подобрал гаечный ключ.
В волнующей тишине любой шорох давил на психику.
– Ну, что ты там копаешься? – нервно подхлестнул его Сашок. – Долго еще?
– Сам попробуй! Тут все проржавело, – огрызнулся Тарас.
Мама осуждающе следила за ними со спины.
*****
Глухой стук с потолка и шаги, ставшие привычными, разбудили Яну глубокой ночью. Еще сквозь сон она распознала этот звук и проснулась резко, как от удара током.
Лежа в кровати, она прислушалась. Шаги то затихали, то звучали вновь. Это было невыносимо.
Яна потянулась рукой к выключателю, чтобы зажечь светильник у изголовья, но он не зажегся. Тогда она встала с кровати и попробовала включить верхний свет. Тоже напрасно.
Она почувствовала себя неуютно: в темноте, с более чем странным соседством наверху. Все же она накинула халат и открыла дверь. Серый прямоугольник окна, затененный высоким деревом, смутно выделялся в конце коридора. Вытянув руку, Яна наощупь продвигалась вдоль стены.
За поворотом сердце учащенно забилось.
У подножия лестницы она замерла, собираясь с духом. Она уже хотела было занести ногу на первую ступеньку, как вдруг услышала возню у самой двери. Кто-то с другой стороны пытался открыть дверь!
Душа ее ушла в пятки. Яна побежала назад. Наталкиваясь на невидимые препятствия, один раз даже споткнувшись, она кое-как добежала до спальни Павла. Ворвалась к нему без стука.
Лунный свет оставил узор тюлевых занавесок на белом пододеяльнике.
Она была уверена, что разбудила Павла, когда хлопнула дверью, но ошиблась. Он спал сном младенца, уткнувшись лицом в подушку и натянув одеяло почти до самой макушки. Яна попробовала его растормошить – бесполезно! Он был неподвижен. Хоть из пушки пали!
Тут-то она и вспомнила о ружье. Она стремглав метнулась из спальни в кабинет. Охотничье ружье висело на своем месте, в шкафчике за стеклянной дверцей. Дверца была закрыта на ключ. Не раздумывая, Яна схватила стул и разнесла стекло вдребезг. Осколки с яростным звоном посыпались на пол.
Патроны хранились в нижнем ящике стола, она это знала. И про то, что ящик не запирался. Впрочем, это ее наверняка не остановило бы. Злость вытеснила страх.
Она зарядила ружье и вернулась к подножию лестницы, снова медленно пробираясь наощупь, хотя ей до бесчувствия не терпелось всадить кому-то пулю в самое сердце.
Внезапно луч фонаря ударил ей прямо в глаза, ослепив ее и парализовав волю. Она только и сумела, что прикрыться ладонью, и то под действием инстинкта.
За фонарем немедленно поднялся истеричный вой, шум, фонарь дрогнул, а затем и вовсе погас.
– Она! Скорее, назад! – раздался до ужаса перепуганный голос, и тут же один кто-то затопал вверх по ступеням, к мансарде, а другой помчался дальше коридором.
Роли поменялись местами: теперь они сами были перепуганы насмерть.
Яна ничего не понимала. Кто это, мама или воры, забравшиеся в дом?
Очнувшись, она кинулась за тем, который выбрал коридор. Вообще-то впотьмах это занятие неблагодарное. После фонаря «чортики» еще прыгали в глазах. Яне, правда, пришло в голову оставлять открытыми двери всех комнат, в которые она заглядывала по дороге. Их окна посылали лунный свет, рассеивавший тьму.
Вора, за которым она погналась, Яна так и не нашла. Зато открыв последнюю дверь… Она уже хотела было идти дальше, как что-то ее остановило. Она снова посмотрела туда.
Окно выходило в сад, как раз над верандой, а вот за ним… За ним она увидела лестницу.
Яна рванула на себя ручку оконной рамы. Только окно, нечасто открывавшееся, подавалось неохотно, а вор тем временем уже спустил лестницу в самый низ и вот-вот мог очутиться на земле.
Тогда Яна сбежала на первый этаж, промчала мимо кухни, электрощитка и выскочила на веранду. Лестница стояла прямо перед ней, и кто-то уже спускался ею, перекладина за перекладиной. Как только он поравнялся, Яна резко потянула на себя створку окна и навела на вора охотничье ружье.
Вор от неожиданности дернулся, лестница тоже, но вор не упал, а лестница успокоилась. В этот миг Яна увидела его лицо, освещенное луной, и руки сами опустили ружье с уже взведенным курком. Она узнала Тараса.
Шок был не меньший, чем только что, у входа в мансарду. К счастью для нее, рассуждать было некогда.
Ружье коснулось подоконника, там она его и оставила. Сама побежала в обход во двор, что было духу, не боясь споткнуться в темноте и упасть. То, что уже случилось, было намного хуже.
*****
Пока Яна огибала дом, надеясь перехватить Тараса, он уже удирал через сад к ограде. Куда подевался Сашок, Тарас не знал. Он надеялся, что тот убежал через парадную дверь.
С тыльной стороны двор заканчивался кирпичной кладкой. Тарас взобрался на нее с разбега, не останавливаясь. Однако в тот момент, когда он хотел спрыгнуть по другую сторону, с крыши дома его окликнули: это был Сашок.
Тарас растерянно оглянулся. Он уже почти ускользнул. Он успел изучить эти дворы и знал, как пройти сквозь них. За ними был тесный закоулок, из которого он попадал на улицу, где стоял «Опель». Правда, «Опеля» могло уже и не быть. Если Сашок убежал через дверь, как полагал Тарас, то он мог давно уехать, не дождавшись Тараса.
Спрыгни Тарас секундой раньше, он не услышал бы голос приятеля, и совесть его была бы чиста. Но судьба распорядилась иначе, и он понял, что ему придется вернуться.
Тарас еще раз спрыгнул в сад и побежал к веранде. Лестница была на месте. Он успел преодолеть несколько перекладин и снова очутился вровень с окном веранды. На подоконнике попрежнему лежало ружье, оставленное Яной. Его дуло снова упиралось Тарасу в живот.
Яна позвала Тараса. Она как раз подоспела к этому моменту. Сашок тоже настойчиво звал приятеля. Он не знал, куда тот исчез, и беспокоился, чтобы Тарас не сбежал без него. Услышав голос сверху, Яна отступила от стены, чтобы увидеть того, кому он принадлежал. Сашок не заметил Яну в тени садового дерева, а вот Яна сразу увидела фигуру Сашика на крыше дома как раз тогда, когда он стоял на корточках и пытался выглянуть вниз.
Пожалуй, ее зов оказался для Тараса роковым. Он замешкался, и тут грянул выстрел. Тарас сначала повис на лестнице, а затем скатился на клумбу.
Яна не поверила своим глазам.
При звуке выстрела Сашок упал ничком на крышу, с минуту его не было видно.
Яна подбежала к Тарасу. Он был еще жив, однако сквозь свитер расширяющимся пятном обильно сочилась кровь. Руки раскинулись в разные стороны, придавив яркие желтые и красные бутоны тюльпанов. Наверно, его страдания были невыносимы. Но, увидев Яну, он попытался виновато улыбнуться.
– Это судьба. Простите меня!
Пока он еще дышал, она не могла стерпеть его взгляда. Но когда он умер, она, как бы восполняя упущенное, долго и с желанием понять всматривалась в его неподвижное лицо.