Ирина Итани. Виолетта
У неё всегда была абсолютно уникальная способность влюбляться удачно.
Не в бедных музыкантов и не в романтических и тихих художников или весёлых студентов, ну или просто хороших ребят с обыкновенной профессией. Все те, в кого влюблялась неотразимая наша Вета – всегда были достаточно романтические, любящие кино, музыку, читающие, но при этом всегда успешные дети успешных родителей. Были ли это дети «аппаратчиков» или дети высоких начальников - все осчастливленные Ветыной взаимностью, относились к такой категории молодых людей, от которой просто веет успехом, перспективами, большим будущим и дорогими подарками. Которые зимой обязательно катаются на лыжах в лучших местах, а летом непременно ездят на море на самые дорогие (по тем временам) курорты.
И это вовсе не было «поиском» выгодной партии или «использованием» молодых людей в корыстных целях. Это были настоящие любовные интриги со счастливыми концами. Ну, или скажем, красивыми окончаниями отношений. Она всегда умудрялась побывать в каких-нибудь новых путешествиях, найти новых полезных друзей и что главное – продолжать оставаться с ними друзьями, и как ни странно даже после окончания романа поддерживать хорошие отношения с бывшим любимым.
И ничего-то в ней особенного и не было... Но такая какая-то способность преподнести себя, промолчать вместо ответа, как-то медленно так садиться и вытягивать ноги, что все сразу замечали, что ноги длинные и редко смеяться. Да, она очень редко смеялась, но всегда улыбалась.
У неё, я помню, была очень строгих правил мама. Помню, что меня тогда удивляло, что к маме ходит маникюрша на дом. Мама её не работала, но никогда не занималась домашней вознёй, мытьём и стирками. Потом уже я узнала, что у них была домработница – эти вещи тогда принято было скрывать. Все женщины должны были работать учительницами, парикмахерами, экономистами, бухгалтерами, почтальонами. И если чья-то мама не работала, а сидела дома, она должна была стирать, гладить, готовить, состоять в родительском комитете класса или школы.
А Ветына не работала. И в комитете не состояла.
Она и не рассказывала мне почти никогда ничего про свою маму, так иногда какие-то мимолётные эпизоды. Что она уезжала куда-то, задерживалась или просила Вету что-то там прислать ей. Как-то я случайно услышала, что у неё есть маленькая сестра. Но живёт не с ними..., а где-то в другом городе..., в Ленинграде по-моему.
У них дома любили собак. И Вета, и её мама, и домработница. Вета приходила в восторг от любых собак, но дома держали только колли. Если предыдущая умирала от старости, то на её месте тут же появлялся новый щенок колли – и называли его всегда одной и той же кличкой. В паспорте была другая кличка, та что полагалась по родословной, а в жизни - всегда Лора.
- Что ты им всегда даёшь одно и то же имя? И почему Лора? Лора... Это что – в честь какой-то Ларисы? – Лора.
- Нет – это Лаура. Лора – чтобы ей легче было слышать своё имя.
- А почему Лаура?
- Первая и единственная любовь Петрарки...
- Бедная собака... А она об этом знает?
- Она догадывается. Я ей часто читаю стихи дома.
Дома у них было очень красиво. Так как-то по-старинному красиво. Все вещи были старые: и мебель, и зеркала, большие и небольшие на стенах. Подсвечники старинные. Много фарфоровых статуэток. Картины. Круглый стол посредине, накрытый скатертью. И скатерть какая-то музейная, нигде таких не видела. Большая, тяжёлая с китайскими сюжетами. Старинное фортепиано, немецкой какой-то марки, около балкона.
- Вета, а фортепиано это у вас трофейное что ли?
Она улыбалась широко, как всегда, и говорила:
- Нет, бабушка на хлеб выменяла во время оккупации, - иронии у неё было достаточно на 5 человек всегда.
И почему-то ничего из модной мебели. Никакого модерна. Фотографии на стенах тоже редко у кого-нибудь можно было увидеть. А у них было очень много. Много фотографий мамы – портреты, когда она ещё маленькая девочка, потом когда девушка. Салонные, чёрно-белые, разные групповые с какими-то людьми. Она была, на мой взгляд, даже красивее, чем Вета. Выше, шея длиннее, глаза несколько другой формы. Люди на фото выглядели какими-то не совсем обычными.
- А где это твоя мама?
- На конференции.
- Какой конференции?
- Это давно. Конференции по правам женщин.
- Да-а-а?
- А это что Валентина Терешкова?
- Да.
- Смотри–ка? Хорошенькая такая. А это кто?
- Понятия не имею. Это старые фотки. Тоже какая-то конференция.
- А это что? Только не говори что Анжела Девис!
Похоже было, что ей совсем неинтересно рассматривать со мной или рассказывать.
- Вета! А это что Софи Лорен?
- Да.
- Ты шутишь? Софи Лорен с твоей мамой? А что они там вместе делают? А где это?
- Это на фестивале... Подожди–ка, Полина вернулась. Ей надо деньги дать. Ей ещё на базар идти.
У меня просто в голове не укладывалось. Ветына мама с Софи Лорен... На фестивале... На каком фествале?.. На фестивале в Каннах..? Боже мой, надо присесть...
- Вета, на каком фестивале?
Она разговаривала с домработницей в прихожей и меня не услышала. Или услышала?
- Вета, так это что – фестиваль в Каннах? Ты серьёзно? А что она там делала? Почему ты никогда не рассказывала?
- Не рассказывала? Не знаю... Да я и не знаю ничего – это было очень давно, ещё до моего рождения. Мама там недолго была – она мне тоже никогда не рассказывала.
Приближение Новогодних праздников всегда вносило неимоверную суету.
Надо было решить – где отмечать, куда ехать, кто едет, где остановиться, с кем ехать. Вернее – кто едет с нами. И кто – с кем. Потом – наряды! Это важно. Если место старое, то нужны новые наряды. Ну, а если новое, то можно и в предыдущем новогоднем платье. Логично. Потом опять же таки - смотря на сколько дней. Если на 3 дня, то можно обойтись 3 вечерними, а если на неделю – то сложнее. Надо продумать какие взять, чтобы не много, но оптимально! Если это Таллинн – это одно, ну а если Ужгород – то совсем другое!
Прекрасное молодое время... Мне бы сейчас эти проблемы...
В тот Новый год мы собирались в Ужгород. Вета купила себе у «спекулянтки» - уже и слова такого нет! – платье «а-ля-мерлин-монро» из тёмно вишневого бархата с золотым громадным бантом и открытыми плечами, и его надо было несколько уменьшить в груди. Ещё одна проблема в, и без того занятое, предновогоднее время.
Когда я приехала к ней, в доме царил полнейший торжественный хаос.
Полина наряжала ёлку, портниха примеряла на Вету платье всё в шпильках, постоянно звонил телефон, то из «Интуриста» - подтвердить количество людей и наличие мест в отеле (советские времена – везде надо иметь знакомства), то кто-то из знакомых, что-то там уточнить.
- Вета, я привезла тебе песца. На, примерь! Только пришейте его хорошенько. Чтобы ты не потеряла его там.
- Да не потеряю, не волнуйся.
- Ну, это ещё не известно. Напьешься шампанского как всегда и забудешь его где-нибудь. Это мамин писец.
- А куда она его носит?
- Он должен быть шапкой.
По замыслу дизайнеров – я с Ветой - к открытому платью полагалась шикарная меховая горжетка. Я вспомнила, что у меня дома есть мамина песцовая шкурка с длинным хвостом.
Я стала вынимать из своей «перемётной сумы» шкурку, бутылку шампанского, билеты и блокнот «деловые записи» обзванивать людей по поездке. Тогда не было мобильных и телефонные номера надо было записывать или запоминать.
- А куда это поставить?
- Песца – сюда, остальное туда.
- Туда? - я посмотрела на стол и под разбросанными тканями и газовыми отрезками заметила фотоальбом.
- О, это старые фотографии? Мамины? Какая она у тебя красивая ... О? Это тоже в Каннах? Она с Мастрояни??? И здесь - смотрии-ка в гондоле... Хм-м-м... Как красиво там, фантастика... Он за ней ухаживал? Вот это да! Класс! И ещё. И здесь тоже. Так они были хорошо знакомы?
Я оторвалась от фотографий и посмотрела на Вету.
- Иди сюда на минутку...
Мы вышли в спальню. Она прикрыла дверь и сказала:
- Ира... Он... был... мамин... Он мой... отец...
Мы оставались подругами ещё много-много лет, даже когда разъехались в разные страны, и потом когда всё в СССР изменилось. Я никогда больше её об этом не расспрашивала, хотя иногда в мыслях возвращаясь к тому давнему предновогоднему странному эпизоду, мне казалось, что это просто один из её трюков, чтобы я прекратила расспрашивать про фото и всё такое. Это как-то напоминало мне про «папу-лётчика, который разбился и поэтому его никто, никогда не видел».
Вета много ездила в разные страны по работе, потом уже просто путешествовала, и только однажды была в Риме, к тому времени Марчелло уже умер. Ездила за наследством? ... Внебрачные дети на наследство не претенденты. Просто ездила отдыхать?..
А Ветына мама теперь жила уже не в Ленинграде, а в Питере. Во Львов почти больше не приезжала.
Как-то через много-много лет Вета приехала ко мне в гости. Мы не виделись, пожалуй, лет 15 или около того. Первое, что она мне сказала в аэропорту, когда мы обнялись,-
- Ира, на самом деле я очень сильно изменилась... правда в лучшую сторону!
И я поняла, что она совершенно та же, что и была эти 15 лет назад. Все мои опасения растаяли в один момент. Это была та же Вета, не смотря на все её теперешние звания и регалии, разные замужества и статусы. Она была такая же весёлая и легкая в общении. Друзья детства не меняются!
Она приехала всего навсего на 2 недели.
Как–то наш традиционно поздний ужин начал плавно переходить в ранний завтрак. Благо, что вино было в коробках и трудно было определить, сколько бутылок мы к тому времени выпили. За окном стали гаснуть фонари, начало оживляться уличное движение.
- Вета, я знаю, что нам надо сделать! Мы должны пойти освежиться. Ты давно купалась в море на восходе солнца?
- Давно. Очень давно. А в этом море вообще никогда.
- Вот видишь? В одну и ту же воду дважды войти нельзя.
- Правильно. Дважды нельзя, ты права, а трижды – можно.
И мы пошли одевать купальники. Взяли только полотенца и ключи от дома, который я забыла закрыть.
И через пару минут уже заходили в море. Вода в это время была намного теплее, чем воздух. И рыбок намного больше, чем в дневное время.
- Вета! Загадывай желание – ты первый раз в этом море!
Она посмотрела на ярко-оранжевое солнце, которое только что стало подниматься над морем, задумалась на секунду:
- Готово! - и нырнула.
Мы визжали и хохотали, совсем не волнуясь, что можем показаться странными, потому что показываться странными было некому.
- Если мы будем барахтаться и шуметь, то пингвины подумают, что мы подаём сигнал бедствия и придут к нам на помощь.
- Пингвинам будет далеко, я думаю дельфинам - ближе!
- Это ёще не известно. Здесь дельфины туристам не помогают. Дельфинов не хватит!
Минут через 15 нахождения в воде в голове начало проясняться.
- Слушай,- позвала я Вету, - можно я тебя что-то спрошу?
- Конечно можно. Вот получишь ли ответ – это другое дело.
- Твоя мама? Что она делала для работы всю жизнь?
- Она работала в КГБ.
- В КГБ?.. А... про Мастрояни – это что?
- Ничего. Она сопровождала все советские делегации под видом лидера профсоюзного движения, ну или ещё там какое-нибудь фиктивное название... Однажды была в Каннах с совковыми киношниками. У неё там был как бы легких роман или серьёзный флирт, называй, как хочешь. Вот, её карьера предполагала этим шансом воспользоваться, так она могла иметь связи и контакты, ездить заграницу с уже готовой картиной – кто она и что делает заграницей. Готовая «легенда» как в фильме про резидента. Что, в общем-то всех устраивало. Вот и всё. А настоящая семья у неё была в Ленинграде. Во Львове – не настоящая, просто я, фотографии на стене и её телефонные звонки.
И тут она расплакалась. Я никогда не видела раньше, чтобы она плакала. Я не знала, что могу сказать в эту секунду. А что тут можно сказать? У каждого из нас есть зарубки на сердце на память о советских временах, я в этом убеждалась не раз.