× 

Намётаный глаз

Если бы у Коли и Оли спросили в тот день: «Какой самый короткий месяц в году?» — они бы не задумываясь, ответили: «Медовый». Только через четыре месяца после его начала, когда у Оли, наконец впервые возникла потребность в платье (во всяком случае, в выходном), они с Колей вышли из своей комнаты в общежитии, держа в руках отрез крепдешина, купленный молодым на свадьбу в складчину всеми студентами и преподавателями родного техникума, и направились к дамскому портному Перельмутеру.

В тот день Коля точно знал, что его жена — самая красивая женщина в мире, Оля точно знала, что ее муж — самый благородный и умный мужчина, и оба они совершенно не знали дамского портного Перельмутера, поэтому, не задумываясь, нажали кнопку его дверного звонка.

— А-а!.. — закричал портной, открывая им дверь. — Ну, наконец-то! — закричал этот портной, похожий на композитора Людвига ван Бетховена, каким гениального музыканта рисуют на портретах в тот период его жизни, когда он сильно постарел, немного сошел с ума и сам уже оглох от своей музыки.

— Ты видишь, Римма? — продолжал Перельмутер, обращаясь к кому-то в глубине квартиры. — Между прочим, это клиенты! И они все-таки пришли! А ты мне еще говорила, что после того, как я четыре года назад сшил домашний капот для мадам Лисогорской, ко мне уже не придет ни один здравомыслящий человек!

— Мы к вам по поводу платья, — начал Коля. — Нам сказали…

— Слышишь, Римма?! — перебил его Перельмутер. — Им сказали, что по поводу платья — это ко мне. Ну, слава тебе, Господи! Значит, есть еще на земле нормальные люди. А то я уже думал, что все посходили с ума. Только и слышно вокруг: «Карден!», «Диор!», «Лагерфельд!»… Кто такой этот Лагерфельд, я вас спрашиваю? — кипятился портной, наступая на Колю. — Подумаешь, он одевает английскую королеву! Нет, пожалуйста, если вы хотите, чтобы ваша жена в ее юном возрасте выглядела так же, как выглядит сейчас английская королева, можете пойти к Лагерфельду!..

— Мы не можем пойти к Лагерфельду, — успокоил портного Коля.

— Так это ваше большое счастье! — в свою очередь успокоил его портной. — Потому что, в отличие от Лагерфельда, я таки действительно могу сделать из вашей жены королеву. И не какую-нибудь там английскую! А настоящую королеву красоты! Ну а теперь за работу… Но вначале последний вопрос: вы вообще знаете, что такое платье? Молчите! Можете не отвечать. Сейчас вы мне скажете: рюшечки, оборочки, вытачки… Ерунда! Это как раз может и Лагерфельд. Платье — это совершенно другое. Платье, молодой человек, это прежде всего кусок материи, созданный для того, чтобы закрыть у женщины все, на чем мы проигрываем, и открыть у нее все, на чем мы выигрываем. Понимаете мою мысль? Допустим, у дамы красивые ноги. Значит, мы шьем ей что-нибудь очень короткое и таким образом выигрываем на ногах. Или, допустим, у нее некрасивые ноги, но красивый бюст. Тогда мы шьем ей что-нибудь длинное. То есть, закрываем ей ноги. Зато открываем бюст, подчеркиваем его и выигрываем уже на бюсте. И так до бесконечности… Ну, в данном случае, — портной внимательно посмотрел на Олю, — в данном случае, я думаю, мы вообще ничего открывать не будем, а будем, наоборот, шить что-нибудь очень строгое, абсолютно закрытое от самой шеи и до ступней ног!

— То есть как это «абсолютно закрытое»? — опешил Коля. — А… на чем же мы тогда будем выигрывать?

— На расцветке! — радостно воскликнул портной. — Эти малиновые попугайчики на зеленом фоне, которых вы мне принесли, по-моему, очень симпатичные! — И, схватив свой портняжный метр, он начал ловко обмерять Олю, что-то записывая в блокнот.

— Нет, подождите, — сказал Коля, — что-то я не совсем понимаю!.. Вы что же, считаете, что в данном случае мы уже вообще ничего не можем открыть? А вот, например, ноги… Чем они вам не нравятся? Они что, по-вашему, слишком тонкие или слишком толстые?

— При чем здесь… — ответил портной, не отрываясь от работы. — Разве тут в этом дело? Ноги могут быть тонкие, могут быть толстые. В конце концов, у разных женщин бывают разные ноги. И это хорошо! Хуже, когда они разные у одной…

— Что-что-что? — опешил Коля.

— Может, уйдем отсюда, а? — спросила у него Оля.

— Нет, подожди, — остановил ее супруг. — Что это вы такое говорите, уважаемый? Как это — разные?! Где?!

— А вы присмотритесь, — сказал портной. — Неужели вы не видите, что правая нога у вашей очаровательной жены значительно более массивная, чем левая. Она… более мускулистая…

— Действительно, — присмотрелся Коля. — Что это значит, Ольга? Почему ты мне об этом ничего не говорила?

— А что тут было говорить? — засмущалась та. — Просто в школе я много прыгала в высоту. Отстаивала спортивную честь класса. А правая нога у меня толчковая.

— Ну вот! — торжествующе вскричал портной. — А я о чем говорю! Левая нога у нее нормальная. Человеческая. А правая — это же явно видно, что она у нее толчковая. Нет! Этот дефект нужно обязательно закрывать!..

— Ну, допустим, — сказал Коля. — А бюст?

— И этот тоже.

— Что — тоже? Почему? Мне, наоборот, кажется, что на ее бюсте мы можем в данном случае… это… как вы там говорите, сильно выиграть… Так что я совершенно не понимаю, почему бы нам его не открыть?

— Видите ли, молодой человек, — сказал Перельмутер, — если бы на моем месте был не портной, а, например, скульптор, то на ваш вопрос он бы ответил так: прежде чем открыть какой-либо бюст, его нужно как минимум установить. Думаю, что в данном случае мы с вами имеем ту же проблему. Да вы не расстраивайтесь! Подумаешь, бюст! Верьте в силу человеческого воображения! Стоит нам правильно задрапировать тканью даже то, что мы имеем сейчас, — и воображение мужчин легко дорисует под этой тканью такое, чего мать-природа при всем своем могуществе создать не в силах. И это относится не только к бюсту. Взять, например, ее лицо. Мне, между прочим, всегда было очень обидно, что такое изобретение древних восточных модельеров, как паранджа…

— Так вы что, предлагаете надеть на нее еще и паранджу? — испугался Коля.

— Я этого не говорил…

— Коля, — сказала Оля, — давай все-таки уйдем.

— Да стой ты уже! — оборвал ее муж. — Должен же я, в конце концов, разобраться… Послушайте… э… не знаю вашего имени-отчества… ну, с бюстом вы меня убедили… Да я и сам теперь вижу… А вот что если нам попробовать выиграть ну, скажем, на ее бедрах?

— То есть как? — заинтересовался портной. — Вы что же, предлагаете их открыть?

— Ну зачем, можно же, как вы там говорите, подчеркнуть… Сделать какую-нибудь вытачку…

— Это можно, — согласился портной. — Только сначала вы мне подчеркнете, где вы видите у нее бедра, а уже потом я ей на этом месте сделаю вытачку. И вообще, молодой человек, перестаньте морочить мне голову своими дурацкими советами! Вы свое дело уже сделали. Вы женились. Значит, вы и так считаете свою жену самой главной красавицей в мире. Теперь моя задача — убедить в этом еще хотя бы нескольких человек. Да и вы, барышня, тоже — «пойдем отсюда, пойдем»! Хотите быть красивой — терпите! Все. На сегодня работа закончена. Примерка через четыре дня.

Через четыре дня портной Перельмутер встретил Колю и Олю прямо на лестнице. Глаза его сверкали.

— Поздравляю вас, молодые люди! — закричал он. — Я не спал три ночи. Но, знаете, я таки понял, на чем в данном случае мы будем выигрывать. Кроме расцветки, естественно. Действительно на ногах! Да, не на всех. Правая нога у нас, конечно, толчковая, но левая-то — нормальная. Человеческая! Поэтому я предлагаю разрез. По левой стороне. От середины так называемого бедра до самого пола. Понимаете? А теперь представляете картину: солнечный день, вы с женой идете по улице. На ней новое платье с разрезом от Перельмутера. И все радуются! Окружающие — потому что они видят роскошную левую ногу вашей супруги, а вы — потому что при этом они не видят ее менее эффектную правую! По-моему, гениально!

— Наверное… — кисло согласился Коля.

— Слышишь, Римма! — закричал портной в глубину квартиры. — И он еще сомневается!..
Через несколько дней Оля пришла забирать свое платье уже без Коли.

— А где же ваш достойный супруг? — спросил Перельмутер.

— Мы расстались… — всхлипнула Оля. — Оказывается, Коля не ожидал, что у меня такое количество недостатков.

— Ах, вот оно что!.. — сказал портной, приглашая ее войти. — Ну и прекрасно, — сказал этот портной, помогая ей застегнуть действительно очень красивое и очень идущее ей платье. — Между прочим, мне этот ваш бывший супруг сразу не понравился. У нас, дамских портных, на этот счет, наметанный глаз.

Подумаешь, недостатки! Вам же сейчас, наверное, нет восемнадцати. Так вот, не попрыгаете годик-другой в высоту — и обе ноги у вас станут совершенно одинаковыми. А бедра и бюст… При наличии в нашем городе рынка «Привоз»… В общем, поверьте мне, через какое-то время вам еще придется придумывать себе недостатки. Потому что, если говорить откровенно, мы, мужчины, женскими достоинствами только любуемся. А любим мы вас… я даже не знаю за что. Может быть, как раз за недостатки. У моей Риммы, например, их было огромное количество. Наверное, поэтому я и сейчас люблю ее так же, как и в первый день знакомства, хотя ее уже десять лет как нету на этом свете.

— Как это нету? — изумилась Оля. — А с кем же это вы тогда все время разговариваете?

— С ней, конечно! А с кем же еще? И знаете, это как раз главное, что я хотел вам сказать про вашего бывшего мужа. Если мужчина действительно любит женщину, его с ней не сможет разлучить даже такая серьезная неприятность как смерть! Не то что какой-нибудь там полусумасшедший портной Перельмутер… А, Римма, я правильно говорю? Слышите, молчит. Не возражает… Значит, я говорю правильно...

× 

Любовь

Когда Высоцкого спросили, был ли он скалолазом, сидел ли в тюрьме, скитался ли по лагерям, воевал ли на фронте – он ответил: «Писателю совсем не обязательно всё это пройти - на то он и писатель»

И было ей 25 лет. И всё у неё вроде бы шло ровно, успешно и красиво. И институт был закончен, и муж к тому времени уже был – достойная партия с большими перспективами... Как надо же было случиться такому казусу! Она влюбилась. И влюбилась серьёзно.

Ох, как много уже написано о любви за всю историю человечества, и красивыми романтическими фразами во времена Петрарки, и более простыми во времена Маяковского – разными стилями и на разных языках. Но в этом случае это можно назвать – влюбилась до смерти. В смысле любовь эту можно было бы только убить, сама она иссякнуть не могла. Её, эту любовь можно только убить.

Но это случится уже намного позже. А вначале, в самом ещё начале – на небе просто произошло пересечение траекторий двух звёзд, и противостоять этому не могло ничто. Траектории пересеклись, и эта любовь должна была вспыхнуть.

Ничего уже не остановишь. Да! Совершенно верно: Аннушка уже пролила масло на рельсы!

Оля уже поставила кофеварку с кофе – вариться и улыбалась следующему посетителю:

- Что для вас девочки?

- Так Люся, что мы будем?

- Я буду только кофе.

- Значит просто два кофе, Оленька.

Пока они наблюдали за своими двумя маленькими джезвами, в кофейню зашёл длинный и тонкий парень. Был он похож на артиста в хорошем значении этого слова. Выразительные черты лица, медлительная манера двигаться, бледная кожа.

Пока девушки ждали свой кофе – он заказывал что-то себе.

А когда они сели за столик подошёл и сказал так по странному открыто:

- Извините, мне так не хочется сидеть одному за столиком. Можно я присяду к вам? Вы не против?

- Да нет, в общем-то, не против. Присаживайтесь пожалуйста. Только рассказывайте нам тогда анекдоты.

- Анекдоты..., - сказал он, посмотрел на потолок, - ну я начну тогда с нейтральных, м-м-м, про врачей, к примеру. Вы случайно, я надеюсь, не врачи?

- Нет не врачи, и даже не рвачи – мы люди безобидной профессии. Мы – преподаватели.

Они шутили и смеялись ни о чём, а звёзды делали своё дело. Она обратила внимание на его тонкие длинные пальцы. В его обществе было легко, как будто они знали друг друга с детства. А он, прощаясь, спросил её номер телефона. И она написала ему свой номер в маленький почти пустой блокнотик. Настоящий её домашний номер и Лелькин тоже – на случай, если что-нибудь. Сказала, если поднимет муж..., то спросить Таню – сказать однокурсник.

- Муж.. ? Так ты что – замужем?

- А что я так плохо выгляжу, что трудно поверить, что кому-то могу понравиться?

- Нет, что ты, просто – это ...это катастрофа, ты не должна была быть замужем.

Ведь звёзды распоряжаются по своему, и им совсем неважно была ли она замужем или нет - траектории движения уже пересеклись.

Таня пришла домой в своё обычное время, говорила по телефону, что-то там делала на кухне и почему-то в мыслях всё время возвращалась к этому своему новому знакомому. И звали его необычно, как короля - Артур.

А на следующий день к её удивлению, выходя из здания школы, где она работала, увидела Артура. Он стоял и улыбался, облокотившись на перила у входа. А в руках держал красную нераспустившуюся розу на длинном стебле. Бутон.

– Это тебе.

- О! Спасибо! Это оригинально... Нераспустившаяся роза..., - и она лукаво бросила на него искристый взгляд, - ну, роза – понятно, а почему бутон? Должен быть какой-то смысл, или это случайность?

- Случайностей не бывает.

- Да? Ты тоже это знаешь, что случайностей не бывает?

- Знаю... Посмотри на эту розу... Посмотри внимательно. Видишь?

- Видишь – что?

- Это – ты. Ты закрыта даже для самой себя. Тебе предстоит раскрыться. Ты сама себя не знаешь...

- М-м-м... Ты уверен, что не ошибаешься?

- Абсолютно.

Она промолчала в ответ, посмотрела на розу и какое-то чувство жалости к себе, сожаления о чём-то тронуло её сердце, отразилось тенью печали в глазах. Как он мог заметить то, что она даже себе не позволяла сказать в своих мыслях?

- Я и не думал тебя огорчить, я не хотел, извини. Пойдём?

- Куда?

- А ты давно гуляла в парке?

- Давно, лет 6 не гуляла – это точно.

- Тогда я приглашу тебя прогуляться по парку.

- Заманчиво. Хорошо. Приглашай.

- О, прекрасная леди, не будете ли Вы так любезны, принять приглашение на приятную прогулку по парку. – Он галантно наклонился и протянул ей руку.

- Артур, только не устраивай представление – я же под окнами моей школы. Меня могут увидеть преподаватели, а ещё хуже – мои ученики.

- Скажи, что ты записалась в драмкружок при ЖЕКе и вы ставите «Ромео и Джульетту», что мы проходим роль.

- Да, это идея, кстати, правда, по возрасту мы на эти роли не проходим. К сожалению. А ты бы хотел быть опять 16-летним?

- Нет, не хотел. В 16 у людей всегда столько проблем, ещё больше чем в 25.

И они пошли по улице вдоль её школы, болтая ни о чём и обо всем.

А в парке был май.

То есть май был везде, но в парке май был совсем другой, чем на улицах города. И деревья цвели сильнее, и молодая зелень травы была ярче, и запахи были свежее, и птиц было больше и всё это вместе было похоже на сказочную страну. И все её мысли были так далеко от реальной жизни за границами этого парка. А может быть наоборот? Жизнь здесь была реальнее, чем там? Здесь было другое измерение – время текло быстрее, голоса звучали по-другому и какие-то мимолётные её мысли, что нужно не забыть зайти в супермаркет около дома казались карикатурой. Да она и не думала ни чём, что было за пределами этой страны.

Он рассказывал анекдоты, они шутили, рассказывали друг другу истории из жизни. Про её работу, учеников, случаи в школе, про поездки, про его гастроли. Было просто весело.

Она посмотрела на часы.

- О, давай возвращаться. Поверишь или нет, мы пробыли здесь 3 часа.

- Хорошо.

- Хорошо, что 3 часа или хорошо, что возвращаться.

- Нет, что возвращаться – не хорошо. Но если хочешь, то пойдём. Ваше желание, прекрасная леди для меня закон, - и он опять галантно склонился в поклоне.

Уж сколько раз алхимики и философы, гадалки и аферисты пытались вывести или опровергнуть такое расплывчатое понятие как «формула любви». Учитывалось всё – и группа крови жертвы, вес, возраст, особенности структуры ДНК, время сбора необходимых трав, время засушивания лягушечьей лапки и определённый день женского гормонального цикла. Однако никаких упорядоченных сведений, ни авторских свидетельств на открытие, ни успешно проведенных экспериментов науке не известно. И всё же... может быть просто листьям не дано знать, зачем растёт дерево? И влюблённым людям не ведомо, как там расположились звёзды и зачем они так расположились? И почему страсть идёт рука об руку со страданием и болью в сердце?

А Таня была так счастлива... Она не задумывалась о том, что будет дальше, она просто излучала счастье. Ей было, как никогда ранее интересно жить. И каждый новый день она встречала с радостью, с удивлением открывая в Артуре всё больше интересных качеств, замечала что характеры их созданы друг для друга, что шутит всегда остроумно, что знает много того о чём мужчинам не интересно вообще, что готов выполнять её какие-то поручения, и делает это легко. Что хранит в себе неисчерпаемый океан романтичности и нежности. И что ждал он её всю жизнь. Не просто девушку, с которой можно завести роман, а именно её.

Он всегда был готов ждать её часами, провожал до самого дома – до той опасной границы, где начинались соседи. Всегда приносил ей цветы, только не розы и гвоздики в целлофановых обложках, а сирень, ветки цветущей черёмухи, ромашки, васильки и маки охапками. И цветы эти всегда были такие же, как и он сам. По-пацанячьему дворовые. Однажды ночью залез в соседский сад и нарвал там сирени. А наутро, когда Таня выходила из дому на работу, наткнулась на большущий букет на полу возле входной двери. Ему, пожалуй, подошло быть жить на пару столетий раньше... Ухаживал совсем не так как в наше время, совсем не так, как Танин муж перед их свадьбой. Не приглашал в рестораны, не дарил шампанское и шоколад. Целовал ей волосы, посвящал ей песни и называл «Моя Танька».

Как то у неё было окно между вторым и четвёртым уроком. В таких случаях учителя обычно заполняют журналы, проверяют тетради. И Таня, Татьяна Анатольевна писала в классном журнале план. Мимо прошла Светлана, вернее Светлана Богдановна, учитель математики в старших классах, «дама приятная во всех отношениях».

- А твой ничего-о-о, ничего-о-о... Видела вас вчера, выходили из кафе на Солнечной. И давно вы с ним?

- С кем?... Давно с кем?

- Да ладно перестань ломаться как девочка! С любовником!

- С любовником? С каким любовником, у меня нет любовников... А с Артуром? Так это не любовник, это друг...

- Ой, я тебя прошу, друг. Вы же обнимались и целовались на остановке как влюбленные! Да что ты боишься – уж от меня тебе скрывать нечего. Ты же знаешь – я ни своих, ни чужих секретов не храню, в смысле не выдаю.

- Да, только он не любовник.

- А-а-а... я поняла – ещё не дошли до «этого»... А он кто? Женат?

- Нет, не женат... Светлана Богдановна, но это, в самом деле, совсем не то что Вы думаете... Это совсем другое.

Она поспешно закрыла журнал, вскочила из-за стола и почти выбежала в коридор. Среди всех учителей она всегда отличалась ровным характером и способностью владеть собой – но сейчас всё это куда-то подевалась. Она стояла лицом к стене и плакала как школьница. Все картины меняют краски от освещения. Всё вдруг мгновенно поменяло краски. Все намного проще, плоско двумерно и грязно – это просто любовник. Она просто завела себе любовника. Она обманывает мужа. А Артур пользуется ею, потому что он не женат – и отношения эти никого ни к чему не обязывают. И какие там цветы и бессонные ночи... все просто... просто любовник. Лучше бы ей умереть в эту минуту.

Она с кое-как провела последний на сегодня урок и пошла, побрела домой. Разбитая изнутри, как ваза с трещиной – вроде бы выглядит как все вазы, а на самом деле уже и не ваза. И все было серо и бессмысленно. Как же дальше жить? Прекратить с ним видеться? Вести опять однообразную жизнь, проводить дома в одиночестве часы за просмотром дурацких фильмов в обществе своего мужа. Нет, только не это! Но ведь она так и жила до того! Но она тогда не знала Артура, не знала какая она сама, до того как он подарил ей тот бутон розы. А теперь эта роза раскрылась, и закрыться обратно её не заставит ничто. Она не сможет.

Она пришла домой и легла спать.

А проснулась от телефонного звонка. Было около 7 вечера. Дома никого не было. Она знала, кто это звонит. Она всегда чувствовала, когда звонит Артур.

- Да?

- Тань, у тебя всё в порядке?

- Да.

- Любимая, это я, ты можешь говорить мне всё. У тебя всё в порядке? Мне сердце подсказало, что у тебя что-то не так. Все нормально? Правда?

– Я не знаю. Я не уверена, что у меня теперь всё в порядке.

- Что случилось?

- В школе... В школе у меня такой разговор произошёл сегодня не очень приятный. Ужасный... Про тебя ... и меня.

- Сплетни какие-то? Какой разговор? Я буду у тебя через 15 минут. На нашем месте как всегда. Ты поняла? Ровно через 15 минут. И ты мне всё расскажешь. Успокойся.

Он выслушал её длинный пересказ этого короткого инцидента со всеми комментариями и тихо сказал:

- Решение – за тобой. Если ты считаешь, что я должен попросить твоей руки у твоих родителей, то я готов это сделать завтра, сегодня уже поздно. Пока я съезжу домой и переоденусь, будет уже 10 – это не прилично.

Она подняла на него опухшие от слёз глаза и улыбнулась:

- А... муж?

- Что муж? Ты думаешь, что я должен попросить твоей руки и у него тоже?

И тут она открыто и весело рассмеялась, постепенно возвращаясь в своё безоблачное счастливое настроение.

- Какое счастье, что у меня есть ты! Мир приобретает другие краски, когда ты со мной рядом! А может быть нам уехать в другой город? И это решит все проблемы?

- Подожди-ка, какие проблемы? То, что ты вышла замуж, когда тебе было 19 – это проблема. Что ты, таким образом, разрешила какие-то там свои неурядицы, пошла на этот шаг, потому что вынудили обстоятельства – это проблема. Что понимала тогда, что не любишь, а просто удобно... Это проблема... А то, что ты встретила свою любовь сейчас, а не в 45 – это счастье, а не проблема. А ведь могла бы и не встретить вовсе. Ты об этом не думала?

- Не думала... Ну, тогда бы и прожила так. И не знала бы, что может быть по-другому. И думала, что удачно вышла замуж. Купила бы дачу к 40 годам, ездила бы на огород по выходным. То ли дело теперь! Правда? Стрессы, слёзы, тайные встречи... Да? Романтика.

- Выбор за тобой. А я всегда знал что ты – моя. Ещё когда увидел тебя в первый раз. Мы родились друг для друга. Неужели ты это ещё не поняла.

- И что же мне делать теперь?..

Но это вопрос она уже задала скорее себе, чем ему. Хотя не хотелось сейчас ей ни о чём думать.

Они просто брели по вечерним улицам города. И Таня решила, что всё обдумает потом, когда останется наедине сама с собой.

- Знаешь что, я не пойду домой обратно, пойду спать к бабушке.

- Ты можешь остаться у меня, если захочешь, - ответил Артур.

- Нет, не сегодня. Мне нужно подумать.

Её покойная теперь уже бабушка... Это она тогда всё изменила, как фея. Как Таня по ней теперь скучала... Как её не хватает сейчас! Если бы можно было с ними, с умершими поговорить ... она старалась иногда во сне - бабушка была всегда весёлая и счастливая! Такая же, какой и была при жизни.

Как мало среди живущих тех, кто нас действительно любит. Какая удивительная метаморфоза...

Бабушка была жена офицера, работала в Совнархозе, заслуженный донор и ворошиловский стрелок. Её крылатые фразы можно издать отдельной книгой. Она рассказывала много историй из прошлого, которые можно было сравнить с историями Робин Гуда – где там правда, а где домысел, теперь уже никто не сможет доказать. Много было из высшего пилотажа – что Сталин поцеловал ей руку, когда пела в хоре – они выступали в Кремлевском дворце съездов, ему понравилось как они пели. Она стояла в первом ряду – первый голос... Это перед тем, когда её папу – Таниного прадедушку объявили врагом народа и все студенты в техникуме пересели от неё на отдельные разные парты... Дочь врага народа!

Она всегда повторяла в наше уже время, когда кончился советский союз:

- Танюша, если что, ты помни что мы из дворян...

Что – если что? Если что – когда вернут ранги и регалии? Когда люмпен перестанет быть сильнее только потому, что их больше?

Иногда бабушка рассказывала с грустными милыми подробностями, какие броши и крестики её мама поменяла на хлеб во время войны.

У неё был звонкий голос, как в программе пионерская зорька в 7,30 по радио.

- Танюша? Это ты? А что ж ты не позвонила, что придёшь? Ну, проходи. А что ты так поздно. Саша звонил, волновался, где ты. Подожди-ка, я ему позвоню.

- Позвони. Скажи ему, что ты меня оставляешь у себя ночевать. Хорошо? Я тебе потом всё расскажу.

Бабушка вдруг остановилась по дороге к телефону, повернулась к Тане, внимательно на неё посмотрела и сказала:

- Хорошо.

Она набрала номер:

- Сашенька, Танюша у меня. У неё здесь ученик в нашем доме живёт, его мама попросила Таню позаниматься дополнительно... За дополнительную оплату конечно... Я её оставлю ночевать, незачем ей ехать так поздно... Да нет, не беспокойся, не нужно тебе заезжать, отдыхай. У тебя ведь завтра консилиум, ты говорил... Хорошо, я ей все передам. Отдыхай, дорогой.

Она положила трубку и пошла в кухню.

- Танюша, ты ужинала? Чем же мне тебя накормить? А я как раз блинчики с мясом сделала. Будешь блинчики кушать?

- Ба, погадай мне. Я не знаю, что мне делать... Похоже, что я ухожу от Саши.

- Уходишь от Саши? А что случилось?

И Таня рассказала всё с самого начала. C того солнечного майского дня, когда случайное приятное знакомство ещё ничем никому не грозило. А теперь был сентябрь, и молодая весенняя зелень превратилась в зрелую, плавно переходящую в желтизну. Да, но этого бабушка ей не сказала. Она про это подумала.

- Танюша, а как же Саша ничего не заметил? Не заметил перемен в тебе, что дома отсутствуешь больше, чем раньше, что по телефону разговариваешь с кем-то всё время?... и что никогда ничего не спрашивал? Может быть он и хотел спровоцировать ваш с ним разрыв?

- Бабушка, о чём ты говоришь – такие серьезные слова по отношению к Саше не подходят... «Спровоцировать наш разрыв...» Этот разрыв произошел в тот день, когда мы поженились. Я утратила всякий интерес в его глазах. Закончил институт – получил диплом, познакомился с привлекательной девушкой из порядочной семьи – женился, начал писать диссертацию – защитился, перешёл с следующему этапу, начал работать над докторской... и так далее. Для меня места в его жизни нет – там место большим планам в науке, перспективы, перебираться в столицу, консилиумы, симпозиумы, конференции...

- Но ведь это же прекрасно! Интересная жизнь, новые люди, столица... Он талантливый хирург, у него большое будущее, он увлечённо к этому стремится...

- А я? Я живу одна, своей жизнью, замужем, но одинока... Он даже не звонит мне никогда... Когда уезжает на свои конференции – один раз, когда прилетает в Москву, а второй раз – когда вылетает. А если летит за границу – то не звонит вообще. Чего деньги напрасно тратить на звонки? И так всё ясно – уехал, приедет обратно. О чём говорить? Да нам и говорить с ним не о чем, не только по телефону, даже когда дома вдвоём...

- Ах, девочка моя дорогая... Жизни ты не знаешь... Он же ведь о тебе заботится. Разве ты в чём-то нуждаешься? Сколько вы в месяц на себя тратите? А платья твои сколько стоят... Как бы ты жила на свою учительскую зарплату? А сколько Артур получает? Ты думаешь там высокие зарплаты у них в филармонии?

- Не знаю... Я никогда не спрашивала...

- Не спрашивала! А ты спроси. Вы уже не мальчик с девочкой. Перед тем как сделать решительный шаг в жизни, надо всё хорошенько обдумать. Тебе предоставляется прекрасная возможность посмотреть мир с Сашей. Его в Англию хотят пригласить работать... Потом в Дамаске - преподавать в университете. В декабре у него конференция, он говорил, на которой всё решиться. Не торопись, не руби сплеча... Ты знаешь, сколько у меня романов было в жизни?.. И она заулыбалась игриво, - Один Юрка Смолянский чего стоил?... О-о-о, дорогая, тебе и не снилось, - она склонила набок голову и мечтательно посмотрела на потолок, - чего только не было... Три года за мной по пятам ходил... Говорил «Ты меня заколдовала» ... Хххах, – и рассмеялась звонко, как она умела, будто девочка, - представляешь, дедушку твоего покойного, Царствие ему небесное, на дуэль вызывал!

И с шуточной такой наивностью добавила:

- Так это что, из-за каждого семью ломать?

- Бабушка, он не каждый! Я никогда таких чувств не знала до Артура! Ты можешь это понять? Я всё знаю! И Англия и Дамаск, и всё остальное... А любовь? Я же кроме Артура ничего не вижу! Ты мне можешь поверить?!! Не нужно мне ничего без него! А я не знаю, что делать... Когда он рядом, мне и в троллейбусе интересно ездить, и дорогие платья мне не нужны и никакая Англия, Америка и Австралия вместе взятые! – это последнее было уже сквозь град слёз, - Я люблю его... он смысл моей жизни...

- Понимаю, успокойся, дорогая. А я разве говорю тебе его оставить? Разве я сказала, что тебе всё это нужно без него?

И Таня посмотрела на бабушку постепенно проясняющимся от слёз взглядом, как будто увидела её впервые...

- Д-да?

- Да, - и со значением кивнула головой. - Да, девочка, не всё в жизни белое или чёрное, есть ещё очень много других цветов. А женщина должна быть мудрой и уметь пользоваться всей палитрой возможных сочетаний: и черный с белым, и красный с коричневым.

И потом уже опять своим звонким голосом, что означало – что-то из воспоминаний:

- Ты знаешь, мы в техникуме как – если одеваешь голубое платье, берёшь голубую книжку в руки, если в полоску, то в тон полоске... А однажды я ехала в метро, какой-то парень симпатичный со мной хотел познакомиться, и говорит: «О! Вы любите читать?» Я – «Да, много читаю». А он: «А что вы сейчас читаете?» Поэзию, говорю. Он берёт у меня из рук книжку, что под платье подходит, а там «технология изготовления природных удобрений». Я же не смотрела, что схватила – по цвету ведь подбирала! Так он так смеялся! И тут же мне свидание назначил!

И ей как всегда удалось увести Таню от грустного состояния – к радостному и безмятежному, бездумному и весёлому. А это и было нужно. Принимать серьёзные решения в плохом настроении – признак дурного тона.

- Ну-ка неси карты, дорогая, дай-ка посмотрим, что будет.

Бабушка раскладывала карты привычным движением рук, а Таня смотрела на кухонный стол, покрытый карточным орнаментом и думала... А в самом деле? Если бы она поехала с мужем в Англию, а потом устроила бы Артуру приглашение на прослушивание в королевском камерном оркестре... а она могла бы преподавать в русской школе или в любой другой, где изучают русский... Там учителя оплачиваются намного выше, чем здесь. И они были бы всегда вместе – навсегда, счастливы и богаты... И платья и машины и любовь – всё в одном месте. Напрасно Артур всегда повторял ей – «два кайфа вместе не бывает»... Бывает – просто надо это правильно спланировать. Только ему этот план рассказывать нельзя – он на такие компромиссы не пойдёт. Надо сыграть свой сольный «гамбит с шахом и матом в три хода».

- Вот видишь детка – всё у тебя красиво и ровно. И бубновый король с тобой, только о тебе и беспокоится... Нет у тебя здесь никакой соперницы, вот он при казённых бумагах, дорога ему... А это – что было: ох-х-х как ты испереживалась, да не переживай ты так! Нет у тебя причин переживать. Дорога тебе дальняя, неожиданность при поздней дороге. А... здесь? Слёзы... или беременность тебе падают... Слёзы скорей всего... но пустые – из-за ерунды какой-то... М-м-м... видишь? Большие перемены тебе, детка, предстоят... Неожиданность опять...

Бабушка всё говорила и говорила. И сплетала из этого карточного орнамента настоящую красивую сказку с принцами, принцессами, злыми завистниками, добрыми и верными подругами, приятными неожиданностями. И вливала в Таню все больше уверенности, что план её – единственный правильный выход.

Закончился сентябрь, засыпал листопадом октябрь, ноябрь стал плавно переходить в начало холодов. Приближался декабрь. Танин муж собирался ехать на конференцию, и она с нетерпением ждала его отъезда, а также приезда с хорошими новостями – что приглашение в Англию подтверждено. Теперь всё приобрело другой смысл или просто приобрело наконец-то смысл. Теперь Таня видела куда она, вернее они с Артуром движутся. Она уже больше не боялась, что кто-то их увидит на улице, выходящими из кафе, из подъезда его дома, по дороге из её школы. Даже наоборот, скорее хотела, чтоб видели все, что бы там ни было.

У Артура были гастроли – дважды она ездила с ним под предлогом, что к школьной подруге на свадьбу. Там вообще был другой мир – как в историях про Гари Поттера. Все запросто говорили друг с другом, знакомые и незнакомые, шутили, дурачились, вели себя просто, как дети. Она влюбилась в этот мир, мир творчества и открытости жизни. Где нет рангов и регалий, напыженности, важничания, стремления «казаться» а не «быть». Чудеса происходили на каждом шагу – и никто этому не удивлялся. Никто не считал ни времени, ни денег. Кто-то был влюблён в поэзию Мандельштама, кто-то в блюз – всех объединяла любовь к яркой жизни, скорее яркая любовь к жизни. Таню Артур представил как «свою любимую девушку». Просто, без подробностей, прологов и эпилогов. И она себя так и вела, естественно и влюблённо. Концерты всегда заканчивались аншлагами, публика провожала артистов до их отеля пешком за артистическим автобусом – и Таня себя чувствовала причастной к этому так же... Хотя с какой стати? А Артур ей говорил иногда перед концертом: «Сегодня любимая я играю только для тебя! Я и ты – никого в зале для меня нет. Посвящаю этот концерт тебе...»

Подумаешь, казалось бы, просто слова, но даже только из-за этих слов, пожалуй, стоило было родиться... Так ей тогда казалось...

Танин муж уехал на конференцию. Была середина декабря. Вернуться он должен был дней через 10. Она ничего не говорила Артуру: ни про свой «шахматный гамбит», ни про возможный её с мужем отъезд.

А через неделю позвонил Саша и кратко – как всегда, компактно сказал: «Татьяна, подготавливай свои документы в школе, что бы всё было переведено на английский, легализовано, заверено печатями у нотариуса. Я буду через неделю. Вылетаем из Москвы в первых числах января».

О Боже... То ли ей плакать, то ли радоваться... Только дай ей Господи мужества и стойкости – довести до конца её план... И сохрани Господи ей Артура...

На следующий день в школе она написала заявление «Об увольнении по семейным обстоятельствам» потом переводы всех дипломов, водительских прав, свидетельств... Бесчисленные коридоры, медленные очереди, постные лица чиновников в кабинетах.

Когда пришла домой, уже было темно. Тут же зазвонил телефон. Таня как всегда знала, когда звонил Артур и помчалась к телефону как на крыльях:

- Да, дорогой! Я так ждала твоего звонка! Ты в порядке?

- Привет, любимая! Да, всё нормально. У нас было прослушивание сегодня... Слушай, я не буду загадывать, но... тебя ждёт сюрприз... Потом расскажу, когда встретимся.

К тебе зайти? Я могу быть у тебя через минут 30. Можем пойти ко мне, если хочешь. Есть повод отпраздновать начало перемен. Прекрасных перемен!

- Да? И у меня тоже. Вернее у нас с тобой...

× 

Виолетта

У неё всегда была абсолютно уникальная способность влюбляться удачно.

Не в бедных музыкантов и не в романтических и тихих художников или весёлых студентов, ну или просто хороших ребят с обыкновенной профессией. Все те, в кого влюблялась неотразимая наша Вета – всегда были достаточно романтические, любящие кино, музыку, читающие, но при этом всегда успешные дети успешных родителей. Были ли это дети «аппаратчиков» или дети высоких начальников - все осчастливленные Ветыной взаимностью, относились к такой категории молодых людей, от которой просто веет успехом, перспективами, большим будущим и дорогими подарками. Которые зимой обязательно катаются на лыжах в лучших местах, а летом непременно ездят на море на самые дорогие (по тем временам) курорты.

И это вовсе не было «поиском» выгодной партии или «использованием» молодых людей в корыстных целях. Это были настоящие любовные интриги со счастливыми концами. Ну, или скажем, красивыми окончаниями отношений. Она всегда умудрялась побывать в каких-нибудь новых путешествиях, найти новых полезных друзей и что главное – продолжать оставаться с ними друзьями, и как ни странно даже после окончания романа поддерживать хорошие отношения с бывшим любимым.

И ничего-то в ней особенного и не было... Но такая какая-то способность преподнести себя, промолчать вместо ответа, как-то медленно так садиться и вытягивать ноги, что все сразу замечали, что ноги длинные и редко смеяться. Да, она очень редко смеялась, но всегда улыбалась.

У неё, я помню, была очень строгих правил мама. Помню, что меня тогда удивляло, что к маме ходит маникюрша на дом. Мама её не работала, но никогда не занималась домашней вознёй, мытьём и стирками. Потом уже я узнала, что у них была домработница – эти вещи тогда принято было скрывать. Все женщины должны были работать учительницами, парикмахерами, экономистами, бухгалтерами, почтальонами. И если чья-то мама не работала, а сидела дома, она должна была стирать, гладить, готовить, состоять в родительском комитете класса или школы.

А Ветына не работала. И в комитете не состояла.

Она и не рассказывала мне почти никогда ничего про свою маму, так иногда какие-то мимолётные эпизоды. Что она уезжала куда-то, задерживалась или просила Вету что-то там прислать ей. Как-то я случайно услышала, что у неё есть маленькая сестра. Но живёт не с ними..., а где-то в другом городе..., в Ленинграде по-моему.

У них дома любили собак. И Вета, и её мама, и домработница. Вета приходила в восторг от любых собак, но дома держали только колли. Если предыдущая умирала от старости, то на её месте тут же появлялся новый щенок колли – и называли его всегда одной и той же кличкой. В паспорте была другая кличка, та что полагалась по родословной, а в жизни - всегда Лора.

- Что ты им всегда даёшь одно и то же имя? И почему Лора? Лора... Это что – в честь какой-то Ларисы? – Лора.

- Нет – это Лаура. Лора – чтобы ей легче было слышать своё имя.

- А почему Лаура?

- Первая и единственная любовь Петрарки...

- Бедная собака... А она об этом знает?

- Она догадывается. Я ей часто читаю стихи дома.

Дома у них было очень красиво. Так как-то по-старинному красиво. Все вещи были старые: и мебель, и зеркала, большие и небольшие на стенах. Подсвечники старинные. Много фарфоровых статуэток. Картины. Круглый стол посредине, накрытый скатертью. И скатерть какая-то музейная, нигде таких не видела. Большая, тяжёлая с китайскими сюжетами. Старинное фортепиано, немецкой какой-то марки, около балкона.

- Вета, а фортепиано это у вас трофейное что ли?

Она улыбалась широко, как всегда, и говорила:

- Нет, бабушка на хлеб выменяла во время оккупации, - иронии у неё было достаточно на 5 человек всегда.

И почему-то ничего из модной мебели. Никакого модерна. Фотографии на стенах тоже редко у кого-нибудь можно было увидеть. А у них было очень много. Много фотографий мамы – портреты, когда она ещё маленькая девочка, потом когда девушка. Салонные, чёрно-белые, разные групповые с какими-то людьми. Она была, на мой взгляд, даже красивее, чем Вета. Выше, шея длиннее, глаза несколько другой формы. Люди на фото выглядели какими-то не совсем обычными.

- А где это твоя мама?

- На конференции.

- Какой конференции?

- Это давно. Конференции по правам женщин.

- Да-а-а?

- А это что Валентина Терешкова?

- Да.

- Смотри–ка? Хорошенькая такая. А это кто?

- Понятия не имею. Это старые фотки. Тоже какая-то конференция.

- А это что? Только не говори что Анжела Девис!

Похоже было, что ей совсем неинтересно рассматривать со мной или рассказывать.

- Вета! А это что Софи Лорен?

- Да.

- Ты шутишь? Софи Лорен с твоей мамой? А что они там вместе делают? А где это?

- Это на фестивале... Подожди–ка, Полина вернулась. Ей надо деньги дать. Ей ещё на базар идти.

У меня просто в голове не укладывалось. Ветына мама с Софи Лорен... На фестивале... На каком фествале?.. На фестивале в Каннах..? Боже мой, надо присесть...

- Вета, на каком фестивале?

Она разговаривала с домработницей в прихожей и меня не услышала. Или услышала?

- Вета, так это что – фестиваль в Каннах? Ты серьёзно? А что она там делала? Почему ты никогда не рассказывала?

- Не рассказывала? Не знаю... Да я и не знаю ничего – это было очень давно, ещё до моего рождения. Мама там недолго была – она мне тоже никогда не рассказывала.

Приближение Новогодних праздников всегда вносило неимоверную суету.

Надо было решить – где отмечать, куда ехать, кто едет, где остановиться, с кем ехать. Вернее – кто едет с нами. И кто – с кем. Потом – наряды! Это важно. Если место старое, то нужны новые наряды. Ну, а если новое, то можно и в предыдущем новогоднем платье. Логично. Потом опять же таки - смотря на сколько дней. Если на 3 дня, то можно обойтись 3 вечерними, а если на неделю – то сложнее. Надо продумать какие взять, чтобы не много, но оптимально! Если это Таллинн – это одно, ну а если Ужгород – то совсем другое!

Прекрасное молодое время... Мне бы сейчас эти проблемы...

В тот Новый год мы собирались в Ужгород. Вета купила себе у «спекулянтки» - уже и слова такого нет! – платье «а-ля-мерлин-монро» из тёмно вишневого бархата с золотым громадным бантом и открытыми плечами, и его надо было несколько уменьшить в груди. Ещё одна проблема в, и без того занятое, предновогоднее время.

Когда я приехала к ней, в доме царил полнейший торжественный хаос.

Полина наряжала ёлку, портниха примеряла на Вету платье всё в шпильках, постоянно звонил телефон, то из «Интуриста» - подтвердить количество людей и наличие мест в отеле (советские времена – везде надо иметь знакомства), то кто-то из знакомых, что-то там уточнить.

- Вета, я привезла тебе песца. На, примерь! Только пришейте его хорошенько. Чтобы ты не потеряла его там.

- Да не потеряю, не волнуйся.

- Ну, это ещё не известно. Напьешься шампанского как всегда и забудешь его где-нибудь. Это мамин писец.

- А куда она его носит?

- Он должен быть шапкой.

По замыслу дизайнеров – я с Ветой - к открытому платью полагалась шикарная меховая горжетка. Я вспомнила, что у меня дома есть мамина песцовая шкурка с длинным хвостом.

Я стала вынимать из своей «перемётной сумы» шкурку, бутылку шампанского, билеты и блокнот «деловые записи» обзванивать людей по поездке. Тогда не было мобильных и телефонные номера надо было записывать или запоминать.

- А куда это поставить?

- Песца – сюда, остальное туда.

- Туда? - я посмотрела на стол и под разбросанными тканями и газовыми отрезками заметила фотоальбом.

- О, это старые фотографии? Мамины? Какая она у тебя красивая ... О? Это тоже в Каннах? Она с Мастрояни??? И здесь - смотрии-ка в гондоле... Хм-м-м... Как красиво там, фантастика... Он за ней ухаживал? Вот это да! Класс! И ещё. И здесь тоже. Так они были хорошо знакомы?

Я оторвалась от фотографий и посмотрела на Вету.

- Иди сюда на минутку...

Мы вышли в спальню. Она прикрыла дверь и сказала:

- Ира... Он... был... мамин... Он мой... отец...

Мы оставались подругами ещё много-много лет, даже когда разъехались в разные страны, и потом когда всё в СССР изменилось. Я никогда больше её об этом не расспрашивала, хотя иногда в мыслях возвращаясь к тому давнему предновогоднему странному эпизоду, мне казалось, что это просто один из её трюков, чтобы я прекратила расспрашивать про фото и всё такое. Это как-то напоминало мне про «папу-лётчика, который разбился и поэтому его никто, никогда не видел».

Вета много ездила в разные страны по работе, потом уже просто путешествовала, и только однажды была в Риме, к тому времени Марчелло уже умер. Ездила за наследством? ... Внебрачные дети на наследство не претенденты. Просто ездила отдыхать?..

А Ветына мама теперь жила уже не в Ленинграде, а в Питере. Во Львов почти больше не приезжала.

Как-то через много-много лет Вета приехала ко мне в гости. Мы не виделись, пожалуй, лет 15 или около того. Первое, что она мне сказала в аэропорту, когда мы обнялись,-

- Ира, на самом деле я очень сильно изменилась... правда в лучшую сторону!

И я поняла, что она совершенно та же, что и была эти 15 лет назад. Все мои опасения растаяли в один момент. Это была та же Вета, не смотря на все её теперешние звания и регалии, разные замужества и статусы. Она была такая же весёлая и легкая в общении. Друзья детства не меняются!

Она приехала всего навсего на 2 недели.

Как–то наш традиционно поздний ужин начал плавно переходить в ранний завтрак. Благо, что вино было в коробках и трудно было определить, сколько бутылок мы к тому времени выпили. За окном стали гаснуть фонари, начало оживляться уличное движение.

- Вета, я знаю, что нам надо сделать! Мы должны пойти освежиться. Ты давно купалась в море на восходе солнца?

- Давно. Очень давно. А в этом море вообще никогда.

- Вот видишь? В одну и ту же воду дважды войти нельзя.

- Правильно. Дважды нельзя, ты права, а трижды – можно.

И мы пошли одевать купальники. Взяли только полотенца и ключи от дома, который я забыла закрыть.

И через пару минут уже заходили в море. Вода в это время была намного теплее, чем воздух. И рыбок намного больше, чем в дневное время.

- Вета! Загадывай желание – ты первый раз в этом море!

Она посмотрела на ярко-оранжевое солнце, которое только что стало подниматься над морем, задумалась на секунду:

- Готово! - и нырнула.

Мы визжали и хохотали, совсем не волнуясь, что можем показаться странными, потому что показываться странными было некому.

- Если мы будем барахтаться и шуметь, то пингвины подумают, что мы подаём сигнал бедствия и придут к нам на помощь.

- Пингвинам будет далеко, я думаю дельфинам - ближе!

- Это ёще не известно. Здесь дельфины туристам не помогают. Дельфинов не хватит!

Минут через 15 нахождения в воде в голове начало проясняться.

- Слушай,- позвала я Вету, - можно я тебя что-то спрошу?

- Конечно можно. Вот получишь ли ответ – это другое дело.

- Твоя мама? Что она делала для работы всю жизнь?

- Она работала в КГБ.

- В КГБ?.. А... про Мастрояни – это что?

- Ничего. Она сопровождала все советские делегации под видом лидера профсоюзного движения, ну или ещё там какое-нибудь фиктивное название... Однажды была в Каннах с совковыми киношниками. У неё там был как бы легких роман или серьёзный флирт, называй, как хочешь. Вот, её карьера предполагала этим шансом воспользоваться, так она могла иметь связи и контакты, ездить заграницу с уже готовой картиной – кто она и что делает заграницей. Готовая «легенда» как в фильме про резидента. Что, в общем-то всех устраивало. Вот и всё. А настоящая семья у неё была в Ленинграде. Во Львове – не настоящая, просто я, фотографии на стене и её телефонные звонки.

И тут она расплакалась. Я никогда не видела раньше, чтобы она плакала. Я не знала, что могу сказать в эту секунду. А что тут можно сказать? У каждого из нас есть зарубки на сердце на память о советских временах, я в этом убеждалась не раз.

× 

Воспоминания о Советском Союзе или Записки будущим Королевам

Чем больше я вспоминаю разных историй из моего прошлого, тем больше удивляюсь – до какой степени наше мышление и восприятие было искажено этим явлением – Советское время и Советская действительность. Не хватит никаких анекдотов, чтобы передать эти странные чудеса в том странном решете.

Даже мы – последнее поколение советской молодёжи, достигшие своих 18 в конце 80-х, при всей той относительной свободе, были сориентированы на ценности тех времён. Ценности... Это даже странно теперь назвать ценностями.

Мой папа трагически погиб на каких-то строительствах дорог в далёком Охотском крае на краю Сибири с заветной мечтой купить своей дочке, мне значит, автомобиль...

Страховка его жизни на взрывоопасных работах составляла 3000 рублей. А автомобиль Лада стоил около 5000, так что мечта его так и осталась мечтой, перейдя жить ко мне в сердце, пополняя копилку «засечек советского времени».

Но в общем-то мне тогда и не хотелось автомобиль. Мне хотелось замуж за иностранца.

Вот где было решение всех проблем! Вот где было чудесное отверзение врат в рог изобилия! Избавление от всех проблем разом и приобретение всех возможных благ и всех возможных свобод также разом!

Всё то, о чём мечтал каждый, но по-разному, и далеко не каждый по разным на то причинам мог в этом признаться. Заманчивые поездки в разные дальние страны, возможность не только увидеть что-то отличное от серого и глупого совка, но даже и жить там. Где нет дурацких гастрономов с пустыми прилавками и толстыми продавщицами. Почему они, кстати, всегда были толстыми и белыми? Вернее жёлтыми? С жёлтыми волосами, которые по идее должны были быть белыми, блондинки то есть! Тогда ещё никто не знал популярной теории про блондинок, и отросшие тёмные корни считались дурным вкусом, а не признаком врождённого ума, как теперь, когда блондинкам приходиться красить корни волос в тёмный цвет чтобы хоть как-то ...

И где нет кошмарного общественного транспорта с мерзкими вечно толстыми и грубыми бабками... Почему они все были толстыми? Почему они не были толстыми и добрыми как полагается? Я не помню, чтобы когда-нибудь в Советском Союзе поднимался вопрос о проблеме наших людей с избыточным весом, но судя по тому что я помню – их было достаточно.

И где не надо ходить на работу вечно одну и ту же с одинаковыми однообразными людьми, с одинаковой регулярной однообразной рутиной, за одинаковую зарплату всю жизнь... И обязательно жаловаться на что-нибудь. Всегда. Если не на пьющего мужа, что, в общем-то традиционно, то на домоуправление или свекровь или на непьющего мужа, но с каким-то другим изъяном, или на трудности достать югославскую мебель, или изыскивать трюки чтобы достать профсоюзную путёвку в Болгарию а может быть даже и ГДР, что ещё сложнее, но намного круче...

Да! Замуж за иностранца... Сколько было полемических статей в то время в комсомольской правде и иже с ней...

И никто никогда не подумал и не поднял вопрос – что он, иностранец – тот же человек. А как известно выйти замуж не напасть, лишь бы с мужем не пропасть! Вот в чём вопрос.

А иностранцы в то далёкое время были очень не разнообразны - в разных городах Совет. Союза это были просто студенты из ГДР, Кубы, Венесуэлы, Вьетнама, Непала, Уганды и т.д. Стран соц.лагеря, стран 3-го мира (я люблю это название) или стран с неопределившимся путём развития, что ещё лучше чем второе! Учились они на шару, за обучение не платили, попасть на бесплатное обучение в Советский Союз или другие страны соц.лагеря, можно было по направлению их местной партийной ячейки (Компартии конечно) или имея связи в комитете такой ячейки.

И вся эта разнообразная заграничная молодёжь была настолько отличной от наших девушек и парней, что уже одно это было сильно привлекательно! Дух захватывало! Ведь мы же никогда не видели иностранных людей, не знали как они живут, что они едят, как там у них проводят время как ухаживают за девушками, как дружат, что принято что не принято, что – дурной тон, что – нет.

Но самыми замечательными всё-таки были студенты из Арабских стран. И девушки и парни всегда быстро учились говорить на русском и украинском, они всегда дружили со всеми: студентами – локальными (нашими т.е.), другими иностранными студентами, преподавателями, деканами, сотрудниками деканатов, секретаршами, лаборантками и лаборантами, зав.общежитиями, уборщицами, охранницами на проходной, официантами в ресторанах, барменами, продавщицами в продуктовых магазинах, сотрудниками ОВИРов, парикмахерами, сотрудниками ЗАГСа, организаторами дискотек и кассиршами в билетных кассах.

Одним словом со всеми кто может сделать жизнь прекрасной или превратить её в ад. Они всегда могли рассосать любую проблему, найти связи куда бы то ни было, пройти туда куда и вода не просочится. Они всегда выглядели счастливыми, богатыми, весёлыми и успешными, отличались щедростью, хорошим характером и замечательной общительностью, часто попадали в разные комичные ситуации, чем несказанно веселили всех вокруг, причём сами при этом тоже веселились.

Помню, как в то время дефицита всего бедняги не могли купить кастрюли, чтобы готовить себе в них еду. Кастрюль не было в продаже, но зато были в громадном изобилии детские ночные горшки – то же самое, что и эмалированная кастрюля в принципе, только с одной ручкой! Так они и готовили в горшках, правда по ночам, потому что все в общаге смеялись.

- Иринушка, у меня сегодня встреча с Тони. Пойдём со мной, посмеёмся. У них там весело. Мне одной как-то неловко.

- Куда?

- К нему в гости – в общежитие. Куда же ещё?

- Да ну, Юлька! В общежитие? А что там делать в общежитии?

- А у него друг очень прикольный, смешной очень. Они там кофе всегда угощают с кардамоном.

- О Господи! Юля, надо тебе этот кофе?

- А мы его за шампанским пошлём.

- Да? А он что пойдёт?

- Да канеша, куда ж он денется!

Как учит классик – первое впечатление – самое правильное. На него, это впечатление можно полагаться абсолютно на все 100. Так я и сделала. Моя первая, случайная, как обычно в таких случаях, встреча, произошла, скажем, в конце декабря, а в мае я уже была полноправная молодая, подающая надежды, невеста. И не просто невеста, а кандидат на позицию жены иностранца. А это обязывает.

Первое к чему это обязывало – быть готовой к разного рода неприятностям. Мелким и не очень мелким.

Помню что моя мама, член КПСС, была обличена доверием иметь ряд заседаний с председателем парткома (даже слова эти уже становятся антикварными!) И этот председатель, теперь уже к сожалению покойный, старался всеми силами сберечь честное имя партии, понизив мою маму в должности, а лучше вообще покинуть бы ей ряды партии. Честнее! Не может честный член партии дать согласие на брак дочери с иностранным гражданином! Гражданином страны с неопределившимся ещё путём развития! А кто знает, вдруг завтра они определятся идти по капиталистическому пути! И что тогда? Кто будет в ответе? Куда смотрел партком?

Звали его товарищ Шкуркин, и умер он от рака – рак разъел его на мелкие части.

Самое счастливое время для брачующихся – это не медовый месяц! Самое счастливое – это перед свадьбой! Для невесты, по крайней мере! И, наверное, всё-таки, когда это в первый раз! Я имею в виду первый брак.

Я помню, как мы пришли заказывать банкет, обсуждать свадебное меню и разные подробности свадебного ужина... Приглашения уже были разосланы, до торжественного события оставались считанные дни... Тётенька администратор ресторана отозвала меня под предлогом на кухню ресторана и шёпотом сказала:

- Дивись дитинку, знаешь там всяки выпадки бувають! От поминяе тебе на трактор – шо тоди? Ты подумай добре – як поминяе на трактор?
- А чому на трактор? А не на верблюда?
- А бо трактори в них дуже дороги!

И откуда у неё такие подробности? Ума не приложу. Видно какой-то вселенский опыт...

Незабываемый и загадочный аэропорт Шереметьево-2! Тогда ещё чистый, тихий, не затоптанный многими прилетающими и счастливыми улетающими. Ни одного фильма про заграницу не проходило без нескольких кадров в Шереметьево-2! Это был даже не аэропорт, это была взлётная площадка на другую планету. Его построили к Оимпиаде-80 финны, как и ещё некоторые выдающиеся московские объекты. Он был гордостью Москвы и ещё одним символом того, что заграницей лучше всё! И строят там тоже лучше!

Мне казалось, что даже пограничники, проверяющие паспорта смотрят на меня со скрытой завистью.

Вот, это свершилось! Я прошла всё что можно было пройти – начиная с комсомольского собрания группы, подготовкой характеристики, комсомольского собрания факультета, потомто же на уровне института и наконец – райкома комсомола! Я должна была знать назубок все последние политические события с датами и именами, ордена которыми награждён славный Комсомол – за что и когда; вооруженые конфликты, развязанные мировым империализмом и различные горячие точки.

Я была проверена на стойкость ОВИРом также. Я чётко усвоила что не должна брать с собой любую партийную прессу или идейную литературу. Быть бдительной даже собирая вещи, заворачивая скажем обувь в газеты (!) убедиться, что газеты не несут в себе каких-либо секретов, которые могут нанести вред нашему госудаству, попав в руки внешних врагов! Я, скрепя сердце, должна была оставить на родине свой комсомольский билет и комсомольский значёк – мою истиную гордость, так как за границей враг мог воспользоваться моими партийными документами для каких-нибудь своих коварных целей!

Мне был выдан загран паспорт, виза и суточные расходы – 7 долларов в день, когда 1 доллар равнялся 64 копейкам! Какая роскошь – за 420 рублей в сберкассе мне выдали 650 долларов США. Какой-то чудесный сон! Вот бы сейчас так! Государство про нас заботилось – не то что теперь!

Количество часов затраченные на изучение истории партии в институте равнялось 475, история партии была одним из самых серьёзных предметов, простиралась на все 5 лет обучения и включала в себя варианты – такие как марсистско-ленинская философия политэкономия, научный коммунизм, советское право, максистско-ленинская этика и такая же (М.-Л.) эстетика. И только высшая математика побила это число хотя и не намного – 527часов! Этот предмет как никакой другой учил нас, будущих инженеров, говорить бесконечно ни о чем. Я уверена, что лучшие ораторы наших дней были в прошлом хорошими студентами по истории партии.

Помню как на государственном экзамене (смертельно серьёзная вещь!) по научному коммунизму мою однокурсницу Иру Махнычеву профессор спросил:

- Какие практические преимущества вы находите в социалистическом способе производства, по сравнению с капиталистическим?

- М-м-м... Никаких.

Это был крах! Все эти 475 часов тяжкого преподавательского труда, корпения над бесконечным конспектированием маразмов пропали зря! Это был открытый гласный протест – твёрдое провозглашение своего несогласия! Я думала, что её лишат диплома.

А вот программированию было отведено всего 20 часов в разительном отличии от истории КПСС в разных ее вариантах.

Что в общем-то и понятно – инженер системотехник может быть и не «супер» в программировании, но должен быть хорошо подкован в политическом плане.

Живая легенда нашего студенческого времени и всеобщий неоспоримый любимец и был доцент Гнатив – преподаватель, который проверял чертежи, глядя в свёрнутый рулон ватмана как в подзорную трубу: Так проще заметить «непараллельность» ну или её отсутствие, по всей видимости.

- У Вас тут я вижу, две линии не параллельны на чертеже – это надо переделать.

Переделайте и принесите исправленный.

Помню на третьей паре, по-моему, второй курс, неожиданно как всегда, зайдя в аудиторию, он сообщил:

- Студенти, пидготуйтесь до тесту!

Что вызвало 2-секундный шок, после чего мы начали подготавливаться – кто пристраивать конспектик на коленках, кто учебник.

- Да что вы там книжки на коленях прячете? Вам же так неудобно писать! Достаньте их на столы! Студентка, достаньте свой конспект на стол и нормально пишите! Если вы там что-то подзабыли, вы имеете право пользоваться справочниками! Инженер не может помнить всего – для этого существуют справочники. А вот найти правильную информацию в справочнике – это ваша задача. А наша задача научить вас как надо учиться!

Истиная правда! Чему мне только не приходилось учиться с тех пор, как я закончила институт и получила квалификацию! По-моему только наши люди могут работать везде, при этом имея совсем отдаленное от этой работы образование.